А кот Брысь смотрел на них от дверей и веселился:
– Не туда посмотрела! Вот умора! Сейчас лопну от смеху!
Может, он нарочно заставил её подойти не к тому зеркалу, чтоб было поинтереснее. А может, и сам не знал, где там какое. Таська – то есть теперь обе Таськи – оглядывались в растерянности по сторонам, и когда обе нечаянно заглянули опять в то же зеркало, оттуда вышли ещё две точно таких же девочки.
Стоит ли объяснять, что было дальше? Кот Брысь от хохота держался уже за живот.
И вот тут со двора послышался лай. Это прибежал, вернее, прилетел Кис Кисыч, а за ним учитель вранья и Тим. Таська бросилась к ним навстречу, и все остальные Таськи – тоже.
Превращения
Увидев Кис Кисыча, кот стал на все четыре лапы, как самая обычная кошка. Он выгнул спину и зашипел. Цветочки и листки на его шерсти встали дыбом. Теперь он казался ростом даже больше пса. Кис Кисыч, кажется, вначале немного его испугался. Но это длилось одно мгновение. Они оба знали, что должно быть наоборот, что по правилам кошки должны бояться собак и убегать от них. Поэтому в следующее мгновение Брысь скинул тапочки и босиком побежал в дом. Пёс за ним.
Брысь хотел закрыть за собой дверь на задвижку, но не успел. Тогда он попробовал её придержать. Но с другой стороны на дверь навалились Антон Петрович, да ещё Тим, да ещё Кис Кисыч. Тогда кот внезапно отпустил дверь, и все кубарем друг через друга вкатились в коридор. Пока они вставали и оглядывались, кот был уже в Зеркальном зале.
Кис Кисыч опомнился первым и помчался за ним. Брысь вбежал в первое попавшееся зеркало и превратился там в толстого зубастого тигра на длинных и суставчатых, как у жирафа, ногах. Пёсик не испугался, он храбро прыгнул туда же – и превратился в длинную мохнатую ящерицу с четырнадцатью ногами и маленькой головой на змеиной шее. Эта голова потянулась к тигру, открывая пасть с острыми, как маленькие кинжалы, и, скорей всего, ядовитыми зубами. Тогда тигр выскочил на своих жирафьих ногах из зеркала, перепрыгнул в другое и там превратился в подобие птицы с клювом аиста, но с крыльями летучей мыши. Эта птица кинулась на ящерицу и хотела схватить её за спинку своим длинным клювом. Но ящерица ловко увернулась, перебежала тоже в другое зеркало, и там её голова превратилась в пилу, а ноги стали длинными щупальцами, как у осьминога. Эти щупальца схватили летучую птицемышь, подтащили к пиле, чтобы отпилить опасный клюв. Но едва птицемышь оказалась в новом зеркале, как её клюв превратился в ком ваты, пила в нём завязла. Тогда осьминог, не выпуская птицу, переполз в новое зеркало, там пила превратилась в прялку и стала мотать из ваты нить. Но в это время птица превратилась в чудовищного ежа, утыканного вместо иголок пистолетными дулами. Осьминог с прялкой отпустил его, поскорей убежал в другое зеркало и там превратился в черепаху на четырёх лапах, но с башней, как у танка, и длинной танковой пушкой вместо головы. Ёж с пистолетами побежал обратно в прежнее зеркало, танк с пушкой – за ним. Они снова стали превращаться в осьминога, в птицу, в ящера и тигра, и наконец из первого зеркала выпрыгнул знакомый кот, а следом за ним – Кис Кисыч.
Все остальные, прижавшись к стене, следили за этими превращениями. Кис Кисыч и Брысь опять стали гонять по Зеркальному залу, как сумасшедшие. Копилочные поросята разбегались от них в переполохе, сталкивались, разбивались, монеты катились из них по полу во все стороны.
Наконец Брысь сумел попасть в дверь, выбежал на улицу и одним махом вскарабкался на дерево. Кис Кисыч кинулся за ним, но не рассчитал разбега и стукнулся о ствол, так что дерево закачалось. И не только дерево, а как будто и небо, и земля, и все, кто был на ней. Некоторое время пёсик приходил в себя. Потом яростно залаял, и хвост его начал вертеться, набирать скорость…
– Чего ты лаешься? Чего лаешься? – сказал ему сверху кот. Он понял, что Кис Кисыч сейчас взлетит вверх, и тогда ему деться больше некуда. – Нет чтобы поговорить по-человечески. Сразу заводится…
Тим вдруг подумал, что он в самом деле ни разу не слышал, как Кис Кисыч говорит по-человечески. Да зачем это было ему нужно, если всё было и так понятно: когда он сердится, когда просто здоровается? Но всё же пёсик немного сконфузился, хвост его остановился.
– Подожди, Кис Кисыч, – сказал ему учитель вранья. – Действительно, дай сначала поговорить с ним, не пугай.
– А я и не боюсь, – сказал сверху Брысь, отфыркиваясь и приглаживая лапой цветочки на шерсти. – Подумаешь, вертолёт нашёлся! Пусть только сунется наверх, я его хвостом перешибу! Расхулиганился, все копилки побил. Где я новые возьму?
– Сам виноват, – сказал учитель вранья. – Скажи лучше, что ты с девочкой сделал?
– Ничего я с ней не делал. Посмотрела не в то зеркало, вот и всё. Заставлял я её, что ли? Спросите сами. Даже лапой не дотронулся. Да и чего такого случилось? Ладно, превратилась бы в какую-нибудь кривобокую уродину. Или, допустим, в гусеничный штопор без хвоста. Нет ведь. Осталась, какой была, только вместо одной будет вам сразу двенадцать. Даже лучше. Спасибо бы сказали.
– Да не нужны мне двенадцать, мне только одна нужна! – крикнул Тим.
– Пожалуйста, бери себе одну.
– Какую?
– Любую.
– А остальные?
– Это смотря какую выберешь. Условия же известные, неужели не читал? Выберешь ту самую, свою – остальные, из зеркала, сразу исчезнут. Выберешь другую – все двенадцать останутся уже навсегда. А дальше – как они захотят. Могут здесь остаться. Захотят все пойти с тобой – пожалуйста. Мне не жалко.
Тим испугался. Он испугался не просто того, что останутся все двенадцать. Хотя и не представлял, что с ними делать. Если б они ещё были разные, как детский сад. Но тут… Ему и с одной Таськой-то бывало трудно. Не говоря о том, что и с одной приходилось всем делиться: конфетами, всякими угощениями, игрушками. Ей надо было даже уступать лучшее, потому что она была младше. Но нет, он не этого боялся. Это была чепуха. Сейчас он готов был отдать Таське всё, что она захочет, он готов был ей всегда всё отдавать, только бы с ним оставалась одна, та самая, настоящая.
Но как их отличить? Все были на одно лицо, все говорили одинаковыми голосами, все одинаково старались ему подсказать: «Вот я, Тим! Вот я!» Всё, что делала одна, в тот же миг – и даже немного раньше – повторяла другая. И одинаковые слёзы текли по одинаковым щекам.
Наверно, они даже пахли одинаково, потому что Кис Кисыч растерянно перебегал от одной Таськи к другой, нюхая то сандалии, то сарафанчик.
Тим оглянулся на учителя вранья. Тот развёл руками:
– Я помню, есть какой-то способ угадывания. Но, как назло, забыл какой.
– Э, подсказки запрещены! – подал Брысь голос с дерева. Он уже успокоился и разлёгся на ветке, приготовившись смотреть – ему опять было интересно. – С подсказками не будет считаться, только всё испортите.
