Туманная «опухоль» внутри кольца начала бледнеть, таять, растекаться тёмными паутинками, тающими в свою очередь как льдинки под лучами солнца.
Вопли селектора смолкли. Одновременно с этим тихий гудок возвестил об окончании операции.
– Всё! – выдохнул «ботаник».
Потапов подскочил к саркофагу.
– С ней всё в порядке?
– Да никаких отклонений эскулап не отмечает. Проснётся через пару часов – ничего особого не почувствует.
– Её надо разбудить немедленно!
– Но это нагрузка на нервную систему…
– Буди, я сказал! Меня тоже надо «перезагружать»! И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше для тебя же самого.
– Гарик, снимай контур.
Парень с чёлкой отвернул от саркофага электронную «пушку».
– Виссарионович, укол триметазидина!
Толстяк-лаборант раскрыл один из боксов, вытащил кейс с набором медицинских препаратов.
Лаборант Гарик открыл крышку саркофага.
Виссарионович сделал Дарье укол в плечо.
Через минуту она открыла глаза.
Потапов наклонился к ней, погладил пальцами лоб девушки.
– Ты свободна!
– Что? – едва слышно прошептала она.
– Ты свободна! «Закладка» разряжена! Тебе теперь ничто не угрожает! Можешь встать?
Дарья слепо пошевелила руками, Потапов помог ей сесть.
– Голова кружится…
– Это после анестезии. Командир, дайте ей чего-нибудь укрепляющего.
– Можно вколоть пару кубиков допамината, – сказал Гарик.
– Давай, – согласился Юрий Филиппович.
Дарье сделали ещё один укол. Потапов помог ей выбраться из саркофага, усадил на один из стульев у стены.
– Посиди минутку, сейчас тебе станет легче.
– А ты?
– Мне нужно пройти ту же процедуру, проконтролируешь?
Дарья собралась с силами, кивнула, лицо у неё начало розоветь, приобретая естественный цвет: укол подействовал.
Потапов сунул ей пистолет.
– Держи, он уже снят с предохранителя, осталось только спустить курок. Увидишь, что они хитрят, стреляй!
Девушка неуверенно сморщилась, берясь за рукоять «калаша».
– Я никогда в жизни не стреляла…
– Может, и не придётся. Но всё будет зависеть от тебя, если ты хочешь, чтобы и меня освободили от мины «света».
– Хорошо.
В дверь начали снова бить чем-то тяжёлым, сквозь неё просочилась волна криков:
– Открывайте… (неразборчивый мат)… сейчас будем взрывать!
– Начинаем, – подошёл Потапов к саркофагу, с трудом забрался в него, не снимая обуви; макушка упёрлась в стенку керамического корыта, аппарат оказался коротким для него. – Поторопитесь!
Лаборанты засуетились, надевая манжеты датчиков и электродов на руки пациента.
Потапов поймал тёмный взгляд парня с чёлкой, схватил его за руку, притянул к себе.
– Слушай внимательно! Я за тобой давно наблюдаю. Выбрось из головы гнусные замыслы! Сделаешь что-нибудь не так, уколешь не тот препарат – жизнь твоя оборвётся! Я не шучу! Понял?!
Лицо парня покрылось бисеринками пота, зрачки расширились, превращая глаза в чёрные ямы, он кивнул с деланым смешком:
– Не дурак, понял.
Потапов отпустил руку лаборанта, посмотрел на главного дирижёра лаборатории.
– Меня усыплять не надо! Работайте так, будто я уже сплю.
Сотрудники лаборатории переглянулись.
– Но программа может активизироваться… – не выдержал лысый Виссарионович, – нервный импульс инициирует процесс…
– Не инициирует, я умею снижать активность нервных импульсов и снижать ритм сердца. Начинайте!
Юрий Филиппович покачал головой, но знак помощникам дал.
Колпак саркофага отрезал Потапова от внешнего мира.
Подошла Дарья, неумело держа пистолет в левой руке, наклонилась, положила ладошку на прозрачную крышку.
– Не волнуйся, Миша, я прослежу.
Он улыбнулся и начал приводить себя в состояние «железной рубашки», позволяющее не чувствовать боли и уменьшать нервное напряжение. Сделать это удалось не сразу, но в конце концов он справился с волнением, и тело приобрело послушную твёрдость и неподвижность. Даже температура упала градуса на два-три, – он это почувствовал, – что давало дополнительную уверенность в собственных силах.
По рукам и ногам щекотно пробежали лёгкие мышечные конвульсии: экспериментаторы включили аппаратуру сканирования тела.
Стали слышны их тихие голоса:
– Во даёт мужик! Температура тридцать три!
– Активность альфа-ритма – ноль семь!
– Не понимаю, как это можно сделать!
– Пульс сорок…
– Давление девяносто на шестьдесят… с ума сойти!
– Не отвлекайтесь! – торопливо сказала Дарья, оглядываясь на дверь, в которую продолжали стучать. – Делайте своё дело!
– Пошла дефляция…
– Вижу два ядра – внизу живота и грудь… – Лаборант Гарик хихикнул. – Босс вморозил ему «закладки» в сердце и в простату! Представляете? Начал бы он с кем-нибудь любовью заниматься – и вспыхнул бы во время оргазма!
Сердце дало сбой. Потапов вдруг понял всю унизительность расчёта Калажникова: профессор действительно прогнозировал убить его и дочь «одним ударом», если бы их отношения дошли до постели!
– Он активируется! Пульс ускоряется! Юра, снимаем напругу?
– Не надо…
– Но мы рискуем инициировать эган!
К саркофагу подбежала Дарья.
– Миша, милый, не волнуйся, всё будет хорошо! Сосредоточься на расслаблении!
Потапов закрыл глаза, концентрируясь на расслаблении сердечной мышцы. Посторонние мысли перестали напрягать сознание, в организм вернулись тишина и спокойствие.
– Пульс пятьдесят… пошёл на снижение…
– Давление тоже падает…
– Эшка!
Жерло электронной «пушки» нацелилось на тело лежащего.
– Не так быстро, снижаем сначала амплитуду осцилляций, первым разрядим живот…
– Пошло, пошло, эган тает…
Низ живота охватило странное холодное пламя. Боли не было, но ощущение горения было таким натуральным, что Потапов едва не запаниковал. К счастью, длился процесс «горения» недолго, жжение стало стихать, уходить в кости, растворяться в мышцах, захотелось почесать промежность, но он сдержал порыв.
– Нижняя «закладка» разряжена…
