Мощные мясистые листья не просто висели на стебле, а сидели! Ну, совершенно сидели, плотно обхватив ствол. Сами листы напоминали канавки, снизу выпуклые, сверху вогнутые. Алое продолжало рассказывать:
— Красный песок, конечно, бывает. Бывает и белым, и розовым, и коричневым, и …
— Скажи ещё, чёрным бывает! — засмеялась Глупость.
— Бывает и чёрным. Цвет зависит от того, из чего песок образовался. Если породы вулканические, которые появились после извержения вулкана, то песок будет чёрным. Если песок белый или розовый, он произошёл от разрушения коралловых рифов. А если песок красный или коричневый, значит в нём много железа.
— Это что? Гвоздей ржавых в него понасыпали, что ли?
— Ну, что ты такое говоришь? — рассердилась я, вытирая пот с лица.
— А что я такого говорю? Откуда здесь гвозди? Тьфу! Откуда здесь железо?
— Железо находилось в горной породе, которую за много веков разрушило солнце, вода и ветер.
— И получились красные пески! — подхватила я. — Очень красиво! Как на другой планете!
— Ничего не хочу слушать! Глупости какие-то! Красные пески из какой-то ржавчины или какие-то ещё породы! Я только одну породу знаю — пудель. Вот это порода. Собак! И вообще, у меня голова от вас разболелась!
— Почему это от нас? Она у тебя, может быть, от жары разболелась?
— Глупость права, — ответило Алоэ. — У неё от меня голова разболелась.
— Как это? — снова удивилась я, закрывая лицо от солнца.
Казалось, оно решило меня зажарить.
— Запах моих цветов вызывает головную боль, тут ничего не поделать, что правда, то правда. А у меня как раз пора цветения. Но я же волшебное Алоэ… Сейчас я превращу свои цветы в плоды.
— Давай, ускоряйся уже, а то меня тошнит!
Тут я увидела целую метёлку собранных вместе жёлто-красных трубочек. Сосчитать их было невозможно. Вернее, я не знаю ещё таких чисел. Из трубочек торчали коричневые волоски. На наших глазах трубочки стали уменьшаться в размерах и темнеть, пока не превратились во множество круглых коробочек почти чёрного цвета.
— Как в кино, когда плёнку быстро крутят, — сказала я.
Пока на наших глазах происходило волшебство, Алоэ не молчало:
— Мы с вами заговорили о цветке. А ведь с ним и моё второе, правда, неверное, название связано.
— Ну, вы все так говорите, — тут же нашлась Глупость. — Как же! Герани тоже нет, есть Пеларгония!
— Не перебивай, — попросила я сердито.
— Мы так редко цветём, а плодов и вовсе не даём, если живём в комнатных горшках, что люди думают, будто мы зацветаем раз в сто лет. Вот и название придумали — столетник.
— Забавно! — ответила я пересохшими губами.
— Жарко. Ничего не поделаешь, пустыня. Но человек не растение. Будет жарко, встанет да уйдёт. А растения ходить не могут, — вздохнуло Алоэ.
— Вот был бы номер, если бы вы ещё и ходили! Представляю себе. Только присел в тенёчке под деревцем, а оно землю на тебя с корней стряхнуло и почапало себе на север!
— Почему на север?
— Не знаю почему, — сама в недоумении ответила Глупость и тут же нашлась. — Там прохладнее.
— Ой! Не придумывай всякую глупость!
— Да. Мы ходить не можем. Но защищаться от жары научились.
— Знаем мы все ваши выкрутасы: опушились, утолстились и заколючились!
— Какая же ты глупая, Глупость! — топнула я ногой.
— Вся в тебя!
Алоэ чуточку качнулось и продолжило:
— Всё верно. Растения приспосабливаются по-разному: кто-то запасает воду в листья или стебли, кто-то опушает их, кто-то превращает свои листочки в тонкие и плоские, чтобы меньше испаряли воду, а кто-то вообще превращает листья в колючки.
— А как ты защищаешься от жары?
— У меня много придумок! Скажи мне, Алиночка, ты когда-нибудь видела, как бабушка оторванный, но ещё не использованный для лечения мой лист опускает в воду?
— Видела, конечно. Много раз! Я только не знала, зачем она его в стаканчик кладёт. Думала, чтобы корешки проросли, но никогда не спрашивала.
— А ты заметила что-нибудь странное?
— Странное… — задумалась я. — Да! Листочек серебристым становится! Я ещё про это дедушке говорила.
— Верно.
— Тогда его нужно в ломбард нести, — сложив руки на груди, пробурчала Глупость.
— Куда? — испугалась я.
— Туда, где за серебро деньги дадут!
— Я же не сказала, что лист стал серебряным. Он только кажется таким.
— А серебристым мой лист становится потому, что покрыт тонким слоем воска. Если этот слой пальцем убрать, то он снова станет ярко зелёным. Нужен воск для того, чтобы уменьшить испарение. Он защищает меня, словно шуба. А если разрезать и посмотреть, как устроен лист изнутри, то вы увидите ещё кое-что удивительное.
С этими словами один лист Алоэ сам собой отломился и мягко приземлился рядом. Я заглянула в место излома и увидела зелёное желе!
— Это что же? Желе, что ли? — заглядывая мне через плечо, спросила Глупость.
Я покраснела до корней волос.
— Мой сок не жидкий, как у других растений, а желеобразный. Если капнуть каплю моего сока и сока, например…
— Берёзы! — вспомнила Глупость.
— Почему берёзы, — насупилась я.
— Потому что я знаю берёзовый сок! Я его пила.
— Пусть будет берёзы, — добродушно ответил Алоэ. — То капелька сока берёзы испарится в три раза быстрее, чем моя!
— Здорово! — воскликнула я.
— И это ещё не всё. Все растения дышат через специальные отверстия, которые называются устьица. Они лежат на поверхности листа. Мои устьица погружены в специальные ямки. У каждой такой ямки есть крышечки, словно приоткрытые ставенки в окошечке. Всё это нужно моему листу для того, чтобы создавать разные препятствия испаряющейся воде.
— Как всё сложно, — выпятив губу, проговорила Глупость.
— И это ещё не всё, я не дышу днём!
— Как не дышишь? — испугалась я. — Совсем?
— Совсем, но не пугайся. Это для меня нормально. Я начинаю дышать ночью. Днём мои устьица плотно сомкнуты.
— А почему?
— Потому что ночью не так жарко. Испарение меньше. Если бы я открыло свои устьица днём, то высохло бы менее чем за час.
