«Если финики добыть,
Можно голод утолить!
Силы всем они дают,
И верблюд мой тут как тут!
Хлеб пустыни, хлеб пустыни —
Самый главный ты поныне.
Вкус твой сладкий всем известен,
Буду я с тобою честен,
Не сорву я все плоды,
Нет для этого нужды.
Хлеб пустыни, хлеб пустыни —
Самый главный ты поныне.
Путникам другим поможешь,
Утолить их голод сможешь.
Самый вкусный в мире плод,
Так и просится он в рот».
Мужчина срезал большую гроздь фиников и спустился вниз. Передохнув, караван скоро вновь пустился в путь, а мы с Глупостью улеглись на гладких листьях и стали пить удивительно вкусный голубовато-белый сахарный сок, которым нас угостила пальма.
— А вот интересно, — заговорила Глупость, — сколько литров такого сока ты можешь дать?
— Литров триста.
— Батюшки! А сколько килограммов плодов?
— Килограммов двести.
— Ну, да. Ты же уже говорила. А почему тот мужчина спел «и верблюд мой тут как тут»?
— Потому что финики здесь едят не только люди, но и верблюды, и лошади, и даже собаки.
— Что же получается? Ты тут всем даёшь всё необходимое! И пищу, и питьё, и кров!
— Так и получается, потому что я в пустыне одна. Есть финиковая пальма в пустыне — есть жизнь.
Раздался скрип песка. Из-за холма снова показался верблюд.
— Ещё один караван, — важно сказала Глупость.
— Возможно, — ответила Пальма. — Караванщики все знают мой оазис. Но нет, это не караван. Это одинокий путник. Я его знаю, это лекарь.
— А ему здесь что нужно?
— Тоже, что и всем. Финики.
— Покушать?
— Лечить людей.
— Как? Ты тоже лекарственная?
— Нет, я не лекарственная, но мои плоды обладают лечебными свойствами.
— И какими?
— Финики помогают при сильном кашле, укрепляют зубы и кости, ведь они содержат много кальция. Если сахара в крови мало, начинается головокружение, а финики сразу повышают содержание сахара!
— Ну, ещё бы. Это ведь сам сахар и есть, только с косточкой, — со знанием дела повторила я бабушкины слова. Мне здесь очень нравилось.
«Не то, что на алоэ. Когда некуда было спрятаться от палящих лучей, и мы изнывали от жажды. А здесь! Красота. Жарко, конечно, но под широкими листьями пальмы палящие лучи солнца не беспокоят. Напиться можно вдоволь. Так хорошо, что даже спать хочется», — думала я.
И действительно слабый жаркий ветерок убаюкивал, поглаживая щёки. Лист плавно качался вниз-вверх. Тишину нарушало лишь сухое перешёптывание листвы. Веки закрывались сами собой. Глупость посвистывала на соседнем листе, она уже давно заснула. Прищурив глаза, я смотрела на небо и думала о караванах, которые медленно движутся по пустыне и …
ТУК-ТУК-ТУК.
Мои глаза открылись. Оказывается, я тоже заснула. Кто стучит? Наверное, Глупость опять что-нибудь придумала. Но нет. Глупость сидит на соседнем листе и смотрит на меня.
ТУК-ТУК-ТУК.
Значит, это не сон? Мы свесились вниз. Молодую пальмочку, что стояла рядом с нашей Пальмой, рубили. Новый караван вошёл в оазис. Люди уже сидели на коврах, пили из кувшинов и ели с подносов.
— Что это? — с тревогой спросила я.
— Так добывается особое лакомство, — вздохнула Пальма. — Сердцевина молодых пальм очень вкусная. По вкусу напоминает миндаль. Но такое удовлетворение желаний путников для нас смертельно.
— Молодая пальмочка погибнет?
— Уже погибла.
— Как же так! — расстроилась я. — Им мало сладких фиников?
— Люди часто бывают неразумны.
Мужчины начали сворачивать свои ковры. Они уходили из оазиса, который осиротел, потеряв одну молоденькую пальмочку.
— Иногда люди ведут себя странно. А ведь они знают, к каким страшным последствиям может привести гибель оазиса.
— К каким?
— К гибели людей, разумеется. Неурожай фиников для тех, кто живёт в песках, означает голод, а голод — это смерть. Так уже было. Целые поселения вымирали из-за того, что погибал оазис финиковых пальм.
Пальма грациозно качнулась.
— Но у людей короткая память.
— А сколько лет живут финиковые пальмы?
— В два раза дольше срока, отпущенного человеку.
— Это сколько значит? — спросила Глупость.
— Двести лет.
Я смотрела на другие пальмы, которые провожали уходящий караван печальным покачивание. Мне было очень грустно. Столько доброго делала финиковая пальма для людей, а они иногда платили ей чёрной неблагодарностью. Мне было неудобно за всех людей сразу, ведь я тоже человек. Я думала, думала, думала, ничего не слыша и не видя. Но громкий голос Глупости заставил меня очнуться:
— Смотрите! Соседнее дерево всё ободрали!
— Как? Где? — забеспокоилась Пальма.
— Ни одного финика не оставили!
— На нём не было фиников, — облегчённо вздохнула Пальма.
— Как не было?
— Мы двудомные растения.
— Какие? — переспросила Глупость.
— Двудомные. Два дома. Так говорится, а на самом деле это значит, что есть мужские пальмы, а есть женские. Плоды созревают только на женских пальмах. На мужских пальмах плодов не бывает. Та пальма, на которую ты смотришь, мужская.
— Как у людей, получается? Вот это да! Я даже не знала, что такое может быть у растений!
— А ещё я работаю календарём, — весело сообщила Пальмочка, которая хотела поднять нам настроение.
— Календарём? На тебе делают зарубки?
— Не угадала, Алиночка. Просто за месяц у меня всегда вырастает один новый лист и отмирает один старый. Поэтому местные жители точно знают, прошёл один месяц.
— А я вот слышала, что надо говорить не пальмовый лист, а пальмовая ветвь! — заявила Глупость, поедая финик.
— Ничего удивительного в этом нет. Длина моего листа так велика, что многие путают его с целой веткой.
— Пальмовая ветвь! Так я же знаю! — закричала я. — Как-то не приходило в голову, когда про пальмовый лист говорили. А пальмовую ветвь дарят на олимпийских играх!
— На Олимпийских играх дарят ветвь оливы! — знающим тоном сказала Глупость.
