Она торопливо шагала домой, поминутно озираясь. Будто чего-то опасаясь. Может, погони?
Вот так, не глядя вперёд, Фокина врезалась во что-то мягкое.
От неожиданности она ойкнула и отпрыгнула в сторону. И на минуту растерялась.
Перед ней стоял Тарасов.
– Чего тебе? – быстро придя в себя, спросила строгая Фокина.
– Сама знаешь чего! – намекнул Тарасов.
– Не понимаю, о чём ты… – попыталась прошмыгнуть мимо Фокина.
Но Тарасов снова преградил ей дорогу.
– Фокина, гони плеер! – неуверенно потребовал он.
– Какой плеер? – удивилась непонятливая Фокина.
– А тот, что на конкурсе выиграла!
– Ты-то тут при чём? – возмутилась справедливая девочка. – Я его выиграла – значит, он мой!
– А наш уговор? – оторопел Тарасов. – Сама сказала: «Если поможешь выиграть конкурс, поделимся честно: мне звание красавицы, тебе – плеер». Я помог. Гони плеер!
– Ничего не знаю! Меня мальчишки выбрали единогласно! Даже мой враг – Лагутин – и тот считает меня красавицей! Вот!
Фокина гордо задрала нос и обошла вконец ошарашенного Тарасова. Она продолжила свой путь, коварно прерванный одноклассником. Но теперь Фокина шла не торопясь. И по сторонам больше не оглядывалась.
Тарасов глядел ей вслед и невесело размышлял: «И почему я такой доверчивый? Вечно меня норовят провести… А уж с Фокиной вообще нельзя было связываться!»
На следующий день Тарасов, издали разглядывая Фокину, сказал Скворцову:
– Знаешь, Саш, ты был прав – она и правда страшилище.
– Жаль, – вздохнул тот. – Я уже привык к ней как к красавице.
Дама сердца
К чудачествам Тарасова весь класс давно уже привык. Поэтому, когда он вдруг ни с того ни с сего во всеуслышание объявил себя рыцарем, никто не удивился. Наоборот, все оживились, предвкушая новое развлечение. А любознательная Фокина заинтересовалась больше всех.
На перемене Трасов подошёл к стайке одноклассниц и сказал:
– У каждого уважающего себя рыцаря должна быть дама сердца. Я назначаю дамой своего сердца… – Он немного помедлил, оглядел замерших в ожидании девчонок и торжественно произнёс: – Кошкину!
Кошкина чуть не упала в обморок от стыда. А у Фокиной от досады нос заострился.
– Что я ему сделала? – обратилась Кошкина со слезами к подругам. – Я не давала ему повода так меня оскорблять! Я всё Ольге Борисовне скажу! – пообещала она Тарасову.
– И правильно, – поддержала одноклассницу отзывчивая Фокина.
– Ну, Кошкина, ты даёшь! – чуть не задохнулся от возмущения Тарасов. – Темнота! Быть дамой сердца – большая честь! Я – единственный рыцарь в нашем классе. А может, и во всей школе или даже в нашем городе. Представляешь, ты будешь единственной дамой сердца в городе?!
Потрясённая Фокина раскрыла рот от удивления и позабыла его закрыть.
– А что я должна делать? – растерялась Кошкина. – Учти, целоваться с тобой не буду! – И она, покраснев, уныло уставилась в пол. А девчонки прыснули в кулачки. Только Фокина выпучила глаза и пошла пятнами.
– Кошкина, ты что, сумасшедшая?! – откровенно удивился Тарасов. – Я же не в невесты тебя зову, а в ДАМЫ СЕРДЦА!!!
– А что это значит? – пролепетала Кошкина, косясь на подруг. Но и те недоумевали.
– Тебе ничего делать не придётся. Это я буду прославлять даму своего сердца и совершать в её честь подвиги.
– Подумаешь, – фыркнула независимая Фокина и отвернулась.
– А если кто усомниться в том, что дама моего сердца, то есть ты, Кошкина, не столь прекрасна, тот будет иметь дело со мной. Ух, я ему покажу! – И Тарасов потряс в воздухе кулаком. – Ну что, Кошкина, согласна?
Кошкина победно посмотрела на подруг, ловя на себе их завистливые взгляды: как же, ЕДИНСТВЕННАЯ в школе ПРЕКРАСНАЯ ДАМА СЕРДЦА.
– Я согласна! – гордо выпрямилась она.
Кошкинское окружение больше уже не считало Тарасова чудаком. На него смотрели с уважением, а на Кошкину с плохо скрываемой завистью – везёт же некоторым почему-то.
Прозвенел звонок на урок.
Учительница литературы скользила взглядом по журналу. Словно гончая, она выискивала добычу. Класс, будто куропаткины дети, затих, затаился, перестал дышать, пережидая опасность. И тут Тарасов сказал:
– Лучше всех стихи читает Кошкина!
– Да? – и Ольга Борисовна посмотрела из-под очков на Тарасова. – Ну что ж, Кошкина, иди к доске.
Кошкина урок подготовила, но странная робость вдруг охватила её. Вызубренные строчки никак не желали слетать с языка. А ещё Фокина ехидно пялилась и многозначительно покашливала. В конце концов Ольга Борисовна с трудом поставила Кошкиной тройку.
На перемене Кошкина подлетела к Тарасову.
– Кто тебя просил вылезать?! – накинулась она на своего рыцаря. – Из-за тебя мне влепили тройку!
– А я считаю, ты замечательно декламируешь стихи, – защищался Тарасов. – Ты – прирождённая актриса. Разве не так?
– Ну, – хмыкнула тщеславная Кошкина, подумала немного и успокоилась. Даже улыбка засветилась на её лице. Хотя рядом и прогуливалась настырная Фокина.
Следующим уроком было рисование.
Елена Михайловна поставила на учительский стол пирамиду, рядом положила шар и объявила, что сегодня они будут рисовать натюрморт.
Все склонились над альбомами, а Елена Михайловна ходила по классу, изредка наклоняясь к кому-нибудь из учеников, подсказывая и поправляя.
К концу урока она добралась до Кошкиной.
– Да-а, – только и вымолвила Елена Михайловна, рассматривая рисунок.
– А по-моему, здорово! – заглядывая через кошкинское плечо, сказал Тарасов. – Просто Малевич и его «Чёрный квадрат».
– Ты считаешь? – засомневалась Елена Михайловна.
А правдолюбивая Фокина подкралась ближе, мельком глянула на рисунок и подтвердила:
– Конечно, Малевич. От слова «малевать».
Класс так и покатился со смеху. Кошкина залилась краской и насупилась.
