— Скай, ну взгляни хоть одним глазком! Видишь, вот же про нас! — Джейн подсунула ей ещё одну программку, раскрытую посередине.
И Скай взглянула.
«СЁСТРЫ И ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ»
Автор пьесы Скай Пендервик
— Джейн! — Скай остановилась как вкопанная посреди коридора. — Это же моё имя! Тут написано, что я автор!
Рядом послышался смех: это актёры бежали в гримёрную переодеваться. Джейн проворно оттеснила сестру в сторону и постаралась закрыть её собой, чтобы остолбенения главной героини никто не заметил.
— Естественно, твоё имя! — прошептала она. — А ты как думала? — Джейн что угодно отдала бы за то, чтобы в программке стояло её собственное имя, но об этом она решила не говорить.
— Никак, — простонала Скай. — Никак я не думала. Я вообще не думала. Джейн, сколько же мы с тобой вранья нагородили? И его ещё придётся умножить на количество людей, которые прочтут вот эту программку — и сколько тогда получится? И чему в итоге будет равна моя честность? Отрицательной величине, вот чему!
В конце коридора появилось ещё несколько актёров, среди них Пирсон. Джейн торопливо огляделась: куда бы спрятать Скай, чтобы никто не видел, что с ней творится? Ага, до двери девичьего туалета всего пять шагов — значит, туда. И, пока Пирсон не успел разглядеть, в каком плачевном состоянии находится его партнёрша, Джейн схватила сестру за руку, отволокла её в туалет и захлопнула дверь.
Едва они скрылись от чужих глаз, Скай сползла на пол по кафельной стене. Из её сумки выпал чёрный парик, любовно изготовленный цехом ацтекских костюмеров. При виде растрёпанной чёрной пряжи на кафельном полу Скай тихонько взвыла.
— Ну хочешь, я повычёркиваю во всех программках «Скай» и напишу «мисс»? — предложила Джейн. — «Автор пьесы — мисс Пендервик» — так же нормально, да?
— Джейн, а глупее ты ничего не могла придумать?.. Ну извини, извини. Конечно, ты не виновата. Это всё из-за меня. Делала бы сама свои домашние задания, как все делают, — не влипла бы в такую идиотскую историю. Поклянись, что не будешь больше меняться со мной домашками. Ну?
Но даже в такую тяжёлую минуту Джейн не собиралась давать опрометчивых обещаний. Впереди ещё несколько школьных лет, и она очень рассчитывала на помощь Скай, хотя бы в тригонометрии и физике.
— Скай, постарайся взять себя в руки. Знаешь, пойдём уже в гримёрку, а? Переоденешься, загримируешься — может, тебе полегчает.
— В гримёрку! — Скай в отчаянии вцепилась в локоть сестры. — Послушай, я выйду на сцену, ладно. Даже если это окажется последний день в моей жизни, мне уже всё равно. Но переодеваться и гримироваться в одной комнате с Мелиссой Патноуд я ни за что не буду. Лучше прямо тут. Сбегай к мистеру Баллу, скажи ему, что я здесь, хорошо? А потом возвращайся — поможешь мне переодеться.
— Скай, я что-то даже боюсь оставлять тебя одну. Вид у тебя такой странный… не как всегда.
— Конечно не как всегда. У меня же не каждый день в жизни последний. Ну, иди. Нет, постой! Не могу вспомнить, с чего начинается мой первый монолог.
— Ты права, Маргаритка! И всё-таки жаль, что нам приходится так рано выходить замуж. Возможно, когда-нибудь девушкам позволено будет оставаться безмужними много лет…
— …или вообще оставаться безмужними. И никто их за это не осудит. Всё, вспомнила. Иди!
Когда Джейн ушла, Скай пошатываясь побрела к зеркалу. Бледное страшилище, подумала она, скользнув по своему отражению равнодушным взглядом.
— Вот только это будущее пока не настало. И прекрасно, что я нашла для себя парня, которого я люблю и с которым буду счастлива в замужестве. Мелисса, противным голосом: И я тоже нашла парня, которого люблю. Твой — кто?
Порывшись в сумке, Скай извлекла из неё баночку красного грима.
— Я: Ты первая говори! Потом Мелисса: Нет, ты первая! — Она провела волнистую красную линию по лбу сверху вниз. — Ладно, с этой сценой дальше всё понятно. Какая там реплика у меня вечно забывается? Про невинную кровь?
Она мазанула красным по правой щеке и немного поморгала, потому что отражение в зеркале начало странно расплываться.
— Так пусть же прольётся мой маис… Нет, пусть же прольётся моя кровь, и хлынет маис… Нет, дождь!
Теперь ей надо было провести красную линию на левой щеке, но щека отплывала в сторону и никак не давалась.
— Пусть же прольётся моя кровь, и… и… и…
Ну вот, теперь ещё откуда-то взялся шум в ушах, и голова закружилась. Она ухватилась за раковину, но раковина выскользнула. Странно как, подумала Скай. Я, что ли, падаю?
И всё стало черно.
Розалинда натянула на себя старый свитер, с дырочкой на рукаве. Можно было надеть и без дырочки — хотя бы любой из двух свитерков, подаренных тётей Клер. Но Розалинда решила, что для концерта шестиклассников и с дырочкой сойдёт, ей же не выходить на сцену. Вот в прошлом году другое дело, тогда она играла служанку в спектакле про доктора Джекила и мистера Хайда. Правда, роль у служанки почти без слов, одни «Да, сэр» и «Нет, сэр». У Анны слов было побольше, а визга ещё больше — она играла первую жертву мистера Хайда. Но больше всех слов было у Томми. Он играл самого мистера Хайда, главного злодея. И злодей из него получился просто великолепный…
Розалинда нахмурилась. Нет уж, не будет она вспоминать, что там у Томми когда-то получалось великолепно, хоть это и было давным-давно, задолго до истории с Трилби. Теперь он для неё никто, пустое место. И она для него, кажется, тоже: после того разговора, когда они друг друга чуть не испепелили, он с ней не то что не здоровается — ни разу даже не взглянул в её сторону. Ни в школе, ни на улице. Да и когда ему глядеть по сторонам, если он вечно ходит за ручку со своей Трилби. Ну и пусть себе ходят, два пустых места.
Розалинда наскоро причесалась и спустилась вниз. Папа уже успел отвезти Скай и Джейн в школу и вернуться, теперь он помогал младшей дочери вдеть руки в рукава жёлтого дождевика, а жёлтую непромокаемую шляпу Бетти уже надела сама. Ианта тоже стояла тут, держа под одной мышкой Бена, под другой детское сиденье для машины: сегодня они с Беном едут на концерт в машине Пендервиков.
— Пап, я пешком, — сказала Розалинда и по пути чмокнула Бена в щёку.
— Ой, это из-за нас? — забеспокоилась Ианта. — Из-за того что в машине тесно?
Конечно, тесно, но, по правде сказать, дело было совсем не в тесноте. Просто Розалинда любила гулять под дождём. Поэтому она схватила с вешалки плащ, зонт и выбежала на крыльцо, пока никто не принялся её отговаривать. Вскоре она уже бодро шагала по улице Гардем, наклоняясь против ветра и слушая, как дождевые капли барабанят по зонту. А когда спустя несколько минут мимо проехала папина машина, Розалинда уже мурлыкала про себя какую-то песенку. То есть не какую-то, а вот эту: «Дождик сыплет на тебя монетки с неба»
[43] — мама всегда её напевала, когда гуляла под дождём. И ещё смешно пританцовывала, вот так: шаг-шаг-прыг-прыг-скользь, шаг-шаг-прыг-прыг-скользь.
