— Замечательно! Изумительно! Восхитительно!
— Вот! Ровно то же самое я собирался сказать о твоей игре. Какие вы, оказывается, талантливые — сёстры Пендервик!
— Правда? — Джейн сияла.
— Мы нормальные. — Скай незаметно наступила на ногу сестре, чтобы она не слишком улетала в облака. — У кого-то лучше получается одно, у кого-то другое, а в среднем у всех поровну.
— С тобой понятно, Скай, ты просто настоящая писательница! — сказал мистер Балл. — А у тебя, Джейн, актёрский талант. Хотя кто знает, может, ты и пишешь не хуже своей сестры?
— Я… эм-м… Скай, как я пишу?
— Вообще-то, мистер Балл, она пишет в сто раз лучше меня.
— Правда? Тогда мне не терпится почитать, что за пьесу напишет нам Джейн в следующем году. И если пьеса будет такая же замечательная, мы обязательно, обязательно её поставим!
— Очень хорошо, — сказала Джейн, хотя даже её восторженность начала потихоньку увядать под натиском безоговорочного доверия мистера Балла. Так что, когда с другого конца сцены донёсся дружный визг и мистер Балл побежал утихомиривать разбушевавшихся жертвенных дев, Джейн была рада не меньше Скай.
Наконец сёстрам удалось выбраться за дверь — в коридор первоклашек, весь увешанный цветными карандашными рисунками. Смотреть на рисунки почему-то было грустно: сразу вспоминалось, что детство прошло.
— Эх, был бы мистер Балл хоть капельку понедоверчивее! Или пусть бы мне было всё равно, что он обо мне думает. Или я не была бы такая тупица! — Скай сердито покосилась на группку рисованных человечков, весело скачущих среди зелёных цветов и голубых деревьев. — Джейн, мы с тобой самые бессовестные лгуньи во всей Вселенной.
— Нет, всё-таки не может быть, чтобы во всей. — Джейн отчаянно цеплялась за обрывки своего недавнего радостного упоения — но, увы, она уже не чувствовала себя Радугой. А кем, лгуньей? Вот этого ей как раз и не хотелось.
— Ну, тогда в Солнечной системе. — И тут Скай вдруг поняла, что она должна сделать. — Знаешь, я скажу папе, что я не писала эту пьесу. Но ты не думай, я буду говорить только про себя, ты тут ни при чём. Скажу, что перекатала всё из какой-нибудь книжки.
Джейн быстро соображала, что хуже: признаться во всём папе — или молча слушать, как признаётся Скай, при том что они обе виноваты одинаково. Через пять секунд решение было готово.
— Нет, — сказала она. — Не надо меня выгораживать. Это будет ещё одна ложь. В конце концов, ты же за меня написала сочинение про эти… антиботики.
— Антибиотики.
— Я и говорю, про антибиотики.
— Джейн, ты точно решила? Я правда могу говорить только про себя.
— Нет, я решила. Точно.
— Тогда давай сегодня, да? Скажем сразу всем — папе, Розалинде, ну и Бетти тоже. Вечером, когда все соберутся. Ну что, договорились? Железно?
— Железно.
И Джейн побежала переодеваться.
А вечером, когда вся семья — даже Бетти, которой давно пора было спать, — сидела на кухне за столом, Скай и Джейн выложили всё начистоту. Всё-всё от начала до конца. Без увёрток, без утаек, без домыслов.
Они изложили всё ясно и точно, ну разве что долго и путано разбирались между собой, кто больше виноват, — каждая корила себя. Они не пытались оправдываться. Скай при этом разглядывала потолок. Джейн с интересом изучала пол, будто никогда его раньше не видела. Лишь покончив с описанием своих преступных деяний, дочери впервые за весь разговор посмотрели на отца.
Мистер Пендервик вертел в руках очки. Он их складывал и раскладывал. Складывал и раскладывал — всем уже начало казаться, что вот сейчас они сломаются.
— Так, — сказал он наконец. — Давайте проверим, всё ли я понял правильно. Вам не понравились ваши домашние задания — они вам показались скучными, и вы договорились ими поменяться. А когда мистер Балл решил поставить пьесу Джейн на школьной сцене и когда стало ясно, что в сети вашего обмана угодит как минимум полшколы, вам просто не пришло в голову во всём признаться. Всё верно?
— Да. — Скай почувствовала себя маленькой. Как изюминка. Как крошечка, которую Пёс сейчас слизнёт с пола.
— И о том, чтобы рассказать всё мне, вы тоже не подумали?
Скай стало так стыдно, что ответить она не могла, только кивнула.
Пыталась ответить Джейн, но как только она открыла рот, её начали душить рыдания, и никто не разобрал ни слова. На неё было жалко смотреть. Бетти вдруг захотелось прильнуть к кому-нибудь, и она спрыгнула со своего стула и пересела к Розалинде на колени.
Пёс тоже разволновался и стал лизать Беттину левую кроссовку.
Мистер Пендервик встал и налил Джейн стакан воды. После двух глотков у неё уже получалось вставлять между рыданиями отдельные слова.
— Мы запятнали семейную честь… и ещё… папа… мы… тебя… оскорбили…
— Джейн, я не чувствую себя оскорблённым. Но я, конечно, разочарован. Видно, я многому не сумел вас научить. — Он грустно улыбнулся, отчего кое у кого за столом сердце чуть не разорвалось на части.
— Зато теперь вы мне уже во всём признались. Такой шаг тоже требует мужества, верно? Что ж, давайте теперь вместе думать, как нам нашу семейную честь распятнать… Есть предложения?
Скай перестала быть изюминкой и вздохнула чуть свободнее. Всё, самое трудное позади.
— В понедельник я расскажу обо всём мистеру Баллу. Пусть забирает меня в рабство, если хочет. Буду полы в классе мыть, доску вытирать. Могу машину ему помыть. Ну и придётся, конечно, мне самой написать про ацтеков. Хотя и так ясно, что пьеска получится — туши свет… И хотя я замучаюсь, пока её домучаю. Ах да, Ианте тоже всё расскажу. Пап, этого хватит?
— Ну, ещё чуть-чуть домашнего рабства — и тогда хватит. Я составлю для тебя список работ по дому. А ты, Джейн?
Джейн стёрла последние слезинки.
— Напишу новое сочинение про науку, помогу Скай отслужить рабство у мистера Балла. И дома тоже. И отошлю письмо-признание в «Камеронский вестник».
Мысленно она его уже почти написала. Письмо начиналось со слов: Дорогие сограждане, проживающие в Камероне, штат Массачусетс! С глубоким прискорбием извещаю Вас, что автором пьесы «Сёстры и жертвоприношение» является не моя сестра Скай, а…
— Джейн, не обязательно признаваться всему городу. Хватит твоей учительницы.
— Хорошо. — Честно говоря, Джейн предпочла бы иметь дело со всем Камероном, чем с одной мисс Бундой. Но малодушие, решила она, недостойно Радуги, да и Сабрины Старр тоже.
— Пап, — сказала Скай. — А ты нас сможешь простить?
— Конечно. Но вообще-то, — мистер Пендервик снова улыбнулся, уже не так грустно, как в прошлый раз, — я тоже должен попросить у вас прощения. За невнимательность и недогадливость. Объясни мне, Скай, ну как я мог поверить, что это ты написала пьесу?
