В руках у неё была крошечная кофточка.
Такая пустяковина, а мама улыбается так, будто нашла у нас на антресолях клад.
– Представляете, это – ваша самая первая одёжка. Сначала её на Аню надевали, потом – на Женю. Я её сохранила, просто на память. И вот – опять пригодилась.
Мама смущённо шмыгнула носом, сбросила тапочки и забралась на кровать – рядом с Анькой. Тогда и я пристроилась с другой стороны – так, чтобы мама оказалась посередине.
Удивительно, эта кофточка была совершенно кукольного размера. Я осторожно потрогала её пальцем и спросила:
– И что, я была такая маленькая?
– Ещё меньше, – кивнула мама. – У тебя даже пальцы прятались в рукавах. Ты родилась темноволосая, такая лохматая… и очень серьёзная.
– А я? – обиженно спросила Анька.
– А ты была такой тихий колобок, никогда не плакала, только тихонько скрипела. Вот Женька – она ревела на всю квартиру, басом…
– А ты меня любила? – я даже сама не ожидала, что у меня вырвется этот вопрос.
– Ну конечно!
Я посмотрела на маму. И сразу поняла, что так оно и было. Значит, можно спрашивать дальше:
– А ты не расстроилась, что я так быстро расту?
Мама положила кофточку на колени и взяла меня за руку.
– Сначала мы, конечно, волновались. Думали, вдруг это какая-нибудь болезнь. А потом, когда поняли, что у тебя всё хорошо, успокоились. И стали просто жить с тобой рядом.
– И тебе не хотелось, чтоб я была… как другие дети?
Мама покачала головой.
– Почему?
– Потому… Ну откуда я знаю! Потому что это любовь. Ой!
Мама склонила голову и затихла. У неё было такое лицо… Даже не знаю, как объяснить… Как будто внутри у неё маленькое море и она слушает, как плещутся волны.
Мама приложила руку к животу и снова ойкнула.
– Хотите потрогать?
Она приподняла майку, и я увидела, какой у неё круглый живот. Похожий на маленький мяч. И как это я раньше не замечала?!
Мамин живот был горячим… Сначала там ничего не происходило. И вдруг я почувствовала лёгкое движение у меня под ладонью. Оно было ВНУТРИ, где-то в глубине. Толчок, потом ещё один, посильнее. И лёгкое подрагивание – как будто кто-то барабанит пальцами по моей руке. Может, он так решил поздороваться?
– С ума сойти, – прошептала Анька. – Он такой маленький, а уже пнул меня пяткой.
– Может, это не пятка, а попа, – тихо ответила мама.
Мы сидели, укрыв ноги тёплым Анькиным одеялом. Дождь за окном превратился в мокрый снег. Белые хлопья липли к стеклу. Там, во дворе, было темно, сыро и холодно. А здесь горела настольная лампа, и всюду валялись Анькины апельсины, и мы были втроём… Хотя нет, не втроём!
– Хорошо так сидеть, вчетвером, – сказала я шёпотом.
И сразу почувствовала, как мою руку легонечко пнули. Значит, ОН со мной согласился!
Вторник
Не представляю, когда они всё успели украсить. Школу было просто не узнать!
Везде воздушные шарики – в виде сердечек, конечно. На доске объявлений – признания в любви и открытки. Даже сердитая вахтёрша пришла в розовой кофте. Над её столом висел огромный плакат:
– Это директор нарисовал, – сказала Соня. – Уже третий год – одно и то же.
– Может, он придумал новый праздник – День всех влюблённых в Учёбу? – предположила я.
– Не думаю, что многие захотят его праздновать, – хмыкнула Соня.
Дверь в класс оказалась закрыта. Все толкались, шумели. Макаров встал на колени и пробовал что-то рассмотреть в замочную скважину.
– Вижу… Вижу, что-то двигается, – сообщил он. И дверь тут же открылась.
Мы ввалились в класс и огляделись. У каждого на парте лежала открытка-валентинка. А рядом – маленькое шоколадное сердечко.
– Вот это да-а-а! – заорал Королёв.
– А от кого это? – удивилась Полина.
– От меня, – улыбнулась Маргарита Романовна. – Потому что я всех вас люблю. Королёв, прекрати прыгать.
Саша подняла руку.
– А теперь можно узнать, что в почтовом ящике?
– Можно, – кивнула Маргарита Романовна.
Я смотрела, как она вытряхивает на стол большие и маленькие сердечки, красивые открытки. Вот повезло же кому-то! Хорошо, хоть одна валентинка у меня уже есть.
– Та-а-ак… Это Полине, снова Полине, Яне… Васе… Антону… И нечего хихикать! Это опять Полине… Саша, держи, это тебе…
Наконец Маргарита Романовна раздала все валентинки.
Ну вот, как я и думала… Вчера я решила, что не буду расстраиваться из-за такой ерунды. Но СЕГОДНЯ мне всё-таки стало грустно.
– Так… тут, похоже, ещё что-то есть! – Маргарита Романовна склонилась над ящиком, и её брови поползли вверх, а очки съехали на кончик носа. – Интересно, для кого такое огромное сердце?
Весь класс вытянул шеи. Сердце было действительно громадное, чёрно-оранжевое, разрисованное барабанами. Непонятно, как оно вообще поместилось в ящик. Не валентинка, а валентинища.
– А это кому? – спросила Полина.
И правда, кому? Я даже вспотела от волнения. Вдруг мне просто показалось, что оно может быть для…
– А тут написано, – Маргарита Романовна поправила очки и громко прочла: – «Женька, ты самая лучшая!»
Теперь весь класс повернулся ко мне. Моё сердце билось так быстро, будто я снова летела с горы. Только сейчас всё получилось как надо.
– Ничего себе сердечко, – сказал Макаров тоненьким голосом.
И все засмеялись.
Маргарита Романовна уже раздала тетрадки, а девчонки продолжали шептаться:
– Это точно не из нашего класса…
– Может, кто-то из «ашек»?
– Ты видела, как написано? Спорим, это старшеклассник…
Ко мне на парту прилетела записка. Я развернула обрывок бумаги и прочла
Я оглянулась на Маргариту Романовну, взяла ручку и написала ответ
