— Маргарет, дорогая, если ты так устала, то почему бы тебе не пойти и не лечь спать, — сказала бабушка.
— Пожалуй, я так и сделаю. Спокойной ночи.
Иногда бабушка бывает не лучше всех остальных. Если она любит меня, а я — её, то при чем тут, вообще, религия?
Глава 24
Мистер Бенедикт объявил, что наши отчеты о годовой работе должны быть сданы в следующую пятницу. Оценки за них ставиться не будут, поэтому он просит, чтобы мы писали честно и не старались ему угодить. Он выразил надежду, что каждый из нас узнал что-нибудь для себя полезное. В четверг вечером я написала письмо.
Дорогой мистер Бенедикт,
Моя годовая работа была посвящена религии. В результате я так и не решила, какую религию выберу, когда стану взрослой, и вообще нужна ли мне религия.
Я прочитала три книги по этой теме.
Книги такие: Современный иудаизм, История христианства и Католицизм — прошлое и настоящее.
Я была на богослужении в Первой пресвитерианской церкви в Фарбруке. Я ходила в Объединенную методистскую церковь на Рождество. Я была в нью-йоркской синагоге на Рош-Хашана — это такой еврейский праздник. Я ходила на исповедь в собор святого Варфоломея, но мне пришлось уйти оттуда, потому что я не знала, что говорить. Буддисткой или мусульманкой я быть не пробовала, потому что среди моих знакомых нет ни буддистов, ни мусульман. Этот религиозный опыт не доставил мне особого удовольствия, и, думаю, я еще долго не смогу принять никакого решения. Я думаю, человек не может просто так выбрать себе религию. Это все равно, что самому выбирать себе имя. Думаешь, думаешь, и ни на чем не можешь остановиться.
Если у меня когда-нибудь будут дети, я им сразу скажу, к какой религии они принадлежат — пусть начинают с самого начала. Двенадцать лет — это уже слишком поздно.
С уважением,
Маргарет Энн Саймон.
В пятницу все сдали объемистые отчеты с красиво оформленными обложками.
У меня было только мое письмо, и я не могла сдать его вместе со всеми.
Мистер Бенедикт, наверно, подумал, что я вообще ничего не сделала.
Когда прозвенел звонок, и все стали выходить из класса, я осталась сидеть за партой.
Мистер Бенедикт заметил и сказал:
— Да, Маргарет?
Я подошла к его столу со своим письмом.
— Я не сдала отчет, — сказала я.
— Не сдала?
— Я, мм… Я написала вместо него письмо.
Я протянула ему письмо и стояла молча, пока он читал его.
— Я, правда, старалась, мистер Бенедикт. Извините. Но так получилось.
Я не могла больше говорить. Я почувствовала, что сейчас расплачусь, и выбежала из класса.
Я добежала до туалета и дала волю слезам. Я слышала, как мистер Бенедикт зовет: «Маргарет, Маргарет…», но не обращала на это внимания. Я подставила лицо под холодную воду.
Потом я медленно шла домой — совсем одна.
И что только со мною сделалось? Когда мне было одиннадцать, я никогда не плакала. Теперь же рыдала по любому поводу. Мне хотелось поговорить об этом с Богом. Мне в самом деле не доставало Его. Но я решила молчать.
Глава 25
Семнадцатого июня АРУ устроила нам в спортзале выпускной вечер. На этот раз ни на ком из шестиклассниц не было носок. На мне были первые в моей жизни чулки-паутинка, которые часом позже дали первую стрелку. Все мои мысли были о том, что в сентябре я буду уже семиклассницей и еще о том, что я начала взрослеть. Да, я знала, что начала, хотя тело мое, по-видимому, не собиралось спешить.
Этот вечер во многом был похож на бал кадрили по случаю Дня Благодарения. Миссис Уиллер и миссис Фишбейн снова были тут как тут, но хотя бы одеты нормально.
Наш класс подарил мистеру Бенедикту серебряные запонки, которые мама Гретхен купила по оптовой цене. Кажется, он был очень доволен. Он все время откашливался, но ничего толком не мог сказать — только «спасибо», и еще — что хотя мы начали этот год не так уж прекрасно, но все же успели немало сделать. И, благодаря нам, он на следующий год будет опытным учителем — очень опытным! Тут мы все засмеялись, а у некоторых девочек, только не у меня, на глазах показались слезы.
После школы Нэнси, Гретхен, Дженни и я пошли вместе в кафе. За ланчем мы обсуждали, каково нам будет учиться в седьмом классе. Дженни боялась, что ей будет трудно и она не справится. Гретхен сказала, что учителя наверняка будут все вредные, а Нэнси сказала, что еще неизвестно, будем ли мы в одном классе, и потом, разойдясь по домам, мы все плакали.
В тот же день вечером мама стала собирать мои вещи для лагеря. Я видела, как она в огромном количестве запихивает в чемодан шорты и тенниски. Потом я услышала шум газонокосилки. Это вернулся Мус. Вначале я обрадовалась, но потом вспомнила про Лору и про слухи, которые он помогал распускать, и пришла в бешенство.
Я слетела вниз по лестнице, выбежала из дому и крикнула:
— Эй, Мус!
Он не услышал из-за шума газонокосилки. Тогда я подбежала и встала прямо у него на пути так, что он не мог меня не заметить, и снова прокричала:
— Эй, Мус!
Он выключил газонокосилку.
— Ты встала прямо у меня на пути, — сказал он.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — начала я.
— Говори.
Я уперла руки в бока.
— Так вот, Мус! Ты просто врун! Я не верю, что ты ходил с Лорой Дэнкер за супермаркет.
— Кто это тебе наговорил?
— То есть как — кто наговорил!
— Так кто же?
— Нэнси сказала, что Эван говорил ей, что вы с Эваном…
Я осеклась. Я чувствовала себя идиоткой.
Мус покачал головой.
— Ты всегда веришь тому, что тебе рассказывают о других? — спросил он.
Я не знала, что ответить.
— В следующий раз не верь, пока сама не увидишь! — добавил Мус. — Может, ты все-таки отойдешь? Я вообще-то работаю.
Я стояла как вкопанная.
— Знаешь что, Мус, — снова начала я.
— Что еще?
— Прости, я зря на тебя думала, что ты врун.
— Знаешь что, Маргарет, — сказал Мус.
— Не знаю, а что?
— Ты так и не отошла.
Я отскочила в сторону, и Мус включил косилку снова. Я услышала, как он запел свою любимую песню — про канал Эри.
Я вернулась в дом. Мне нужно было зайти в ванную. Я думала про Муса и о том, как хорошо было стоять с ним рядом. Я думала, как здорово, что он не лгун, и как нам повезло, что он стрижет наш газон. Потом я посмотрела вниз и не поверила своим глазам — на внутренней стороне моих трусиков была кровь.
