Хоть он и пообещал Черкасскому, но ехать в Зимний дворец Сергею не хотелось. Ставшая мерзким наваждением камер-фрейлина никак не шла из головы. А если он её снова встретит? От этих страхов стало ещё тяжелее.
«Нет, так нельзя больше жить! Надо собраться с силами и вернуть в душу гармонию», – размышлял Сергей.
Он ведь мужчина! Или нет, и всё дело в слабости? Он ведь и к Ольге бежит за спасением – думает, что рядом с девочкой-ангелом сможет вновь обрести себя… Стыдно-то как! Никогда в жизни князь Курский ещё так себя не презирал. Хотелось выть.
«И это жених, готовый сделать предложение самой прекрасной девушке на свете!» – кольнула совесть.
Это подействовало: в душе шевельнулась потерянная гордость, а за ней проснулось и мужество. Нужно встряхнуться! Ведь он ещё даже не знает, какой получит ответ. Курский так надеялся на «да». Бешеным усилием воли он изгнал из головы мысли о вчерашнем визите к камер-фрейлине. Сергей едет делать предложение руки и сердца своей любимой, и никто не сможет свернуть его с этого пути!
Как и вчера, князь сообщил лакею, что прибыл по важному делу к фрейлине, только теперь назвал имя Ольги Черкасской. Слуга предложил либо подождать в галерее, либо пройти на второй этаж до апартаментов императрицы.
– Я поднимусь, – решил Курский.
Лакей повёл Сергея сначала по лестнице, а потом по длинной анфиладе комнат. Они остановились у белых дверей с тонкой золочёной резьбой. Лакей прошёл внутрь. Почти сразу же из апартаментов выпорхнула Холли. Она явно волновалась.
– Сергей! Что случилось?
Господи, можно же было предвидеть, что она испугается! Вот же болван!
– Всё хорошо, не нужно волноваться. Я приехал сюда, потому что князь Алексей разрешил мне поговорить с вами. Давайте отойдём в сторонку.
Ольга опустила глаза и молча прошла к окну. Тяжёлые гардины из золотистого бархата и вид на почти чёрную декабрьскую Неву стали великолепным фоном для её тонкого профиля. Княжна бросила на Сергея выжидающий взгляд, но торопить не стала.
Куда делись все заготовленные слова? Они куда-то исчезли, и Сергей сказал то, что жило в его сердце:
– Ангел, выходите за меня замуж!
Похоже, что Ольга не поверила. На её лице мелькнуло изумление, потом она застыла… Но вот глаза её вспыхнули, а потом увлажнились, а робкая улыбка показалась Сергею радугой после дождя. Он протянул Ольге руку и спросил:
– Да?
– Да!
И всё сразу стало хорошо и просто. Они вновь были вместе, теперь уже навсегда. Сергей раскрыл объятия, Холли прижалась к нему, а потом он её поцеловал. Исчезли он и она, а появились двое, ставшие одним целым. Такое с ними было впервые. Может, это и называется счастьем? Впрочем, совсем неважно, как обозначить это удивительное чувство, главное, чтобы оно не исчезло.
Агата Андреевна уже давно пребывала в полной уверенности, что уж её-то удивить невозможно, но сейчас она растерялась. Полускрытая складками золотистых гардин, в двух шагах от апартаментов императрицы, целовалась с посторонним мужчиной княжна Черкасская. Молоденькая фрейлина явно напрашивалась на неприятности: если кто увидит, ей сразу же начнут мыть кости, а дворцовые сплетни хуже змей – жалят больно, а часто и смертельно.
Орлова приоткрыла дверь и звучно ею хлопнула. Хитрость сработала: парочка оторвалась друг от друга, и оба нарушителя приличий глянули в сторону Агаты Андреевны. Лица у них были такими счастливыми, что у Орловой отлегло от сердца: она сразу поняла, что видит жениха и невесту, а предложение руки и сердца сделано и принято минуту назад. Ольга схватила своего кавалера за руку и потащила его к Орловой.
– Агата Андреевна, позвольте представить вам моего жениха – князя Сергея Курского, – сказала она.
Орлова протянула новому знакомцу руку. Похоже, что она этого молодца уже видела. Но где? Такую броскую внешность, как у князя, забыть сложно. Курский нежно улыбнулся невесте, и Орлова узнала эту улыбку.
– Я видела вас у Лавалей, – заявила Агата Андреевна. – Вы танцевали с Холли.
– Так и было, – подтвердила сияющая Ольга и тут же напомнила: – Князь Сергей танцевал и с Барби, и даже Сикорскую пригласил.
С лица её жениха будто стекли краски, только что яркое, оно стало бледным, а глаза словно выцвели. Княжна стояла с ним рядом и не видела этой метаморфозы, но от взгляда Орловой нечего не укрылись.
– Холли, мне нужно идти, я приеду вечером, – сообщил князь невесте, поцеловал ей руку, попрощался с Орловой и быстро пошёл к выходу.
Орлова не могла поверить собственным глазам: эту стремительную походку с ритмичным стуком каблуков она тоже узнала. Мужчина вот так же прошёл вчера по коридору из комнаты Сикорской. И как это теперь понимать?..
Ольга вернулась в покои императрицы, а Агата Андреевна, сославшись на головную боль, ушла к себе.
Орлова прилегла на кровать и закрыла глаза. И мгновенно одна за другой в памяти всплыли картины её вчерашней поездки. В доме Кочубеев на набережной Фонтанки она задержалась недолго. К счастью, Виктора Павловича не пришлось долго упрашивать, и тот согласился отвезти её на место преступления. Он отправил вперёд посыльного, и когда они добрались до Охты, перед аккуратным домиком в немецком стиле (с тёмными балками на белёных стенах) их уже ждал местный частный пристав. Черноусый здоровяк стоял на крыльце и вертел в руках круглый навесной замок, дверь в дом была приоткрыта.
– Здравия желаю, ваше сиятельство! – гаркнул пристав и уже тише добавил: – Капитан Сысоев, к вашим услугам.
Кочубей вышел из экипажа, помог спуститься Агате Андреевне и распорядился:
– Ну показывайте, где тут у вас место преступления.
– Сюда, пожалуйте.
Пристав прошёл вперёд, за ним шагнул граф, шепнув на ходу Орловой:
– Вы за мной – и не отставайте.
Но фрейлина всё же задержалась на крыльце: она только сейчас заметила, что окна в доме заколочены. Похоже, что полиция именно так решила проблему с охраной теперь пустующего дома.
– Агата Андреевна! – донеслось изнутри, и Орлова поспешила вслед за графом.
Она догнала его в узком коридоре, света здесь почти не было и единственным, что фрейлина различала, оказался силуэт здоровяка-пристава. Но вот распахнулась дверь, и солнечные лучи из окон проникли в коридор. Граф шагнул в комнату, за ним – Орлова, пристав вошёл последним.
– Где убили Клариссу? – спросил Кочубей.
– Здесь, у камина. Она лежала лицом вниз. Вон на решётке кровь осталась.
Приглядевшись, Орлова увидела бурые разводы на бронзовой сетке экрана. Тот валялся (один угол в камине, а другой – снаружи). По всему выходило, что жертва сидела в кресле, а когда её ударили сзади, рухнула вперёд, уронив экран. Кочубей присел, осматривая решётку, а Орлова огляделась по сторонам. Комната была обита малиновым штофом. Над камином висело огромное зеркало в пышной раме, её завитки и вся имевшаяся в комнате мебель сияли позолотой.
