«Если запереть собачку в комнате Сикорской, все посчитают, что Роза сама туда случайно забежала, а камер-фрейлина этого не заметила. Придётся охране открывать дверь запасным ключом. Главное, чтобы Роза громко лаяла и сидела в шкафу на нужной полке».
Княжна вновь открыла комнату Сикорской и посадила собачку на стопку заношенных нижних юбок, прикрывающих ворованные сокровища.
– Шуми громче, моя хорошая, – попросила Ольга и захлопнула дверцу шкафа.
Выполняя её просьбу, Роза залилась громким лаем, а княжна, заперев комнату соперницы, поспешила на бал. Как только её шаги затихли на лестнице, из-за угла коридора показалась Орлова. Заслышав лай собачки, она усмехнулась.
«Вот молодец, девочка, – оценила Агата Андреевна. – Такой подарок нам сделала!»
Ольга не зря посадила левретку императрицы в комнату соперницы, это могло означать лишь одно: княжна нашла там краденые вещи. Теперь осталось подготовить финал, а для этого Орловой требовался человек, танцующий сейчас на балу этажом ниже. Для блестящего, а главное, своевременного завершения этой драмы ей требовался граф Кочубей. Им оставалось лишь одержать победу.
Глава двадцать третья
Изгнание камер-фрейлины
Наталья праздновала победу. Конечно, кроме Ресовского, её более никто не пригласил, но и этого было достаточно. Главное, что она окончательно убедилась в действии приворотного зелья. Танцуя, князь был так разговорчив, даже пытался рассказать Наталье о службе и родовитых предках. Ресовский, оказывается, недавно унаследовал состояние отца, а за год до этого получил огромное наследство деда со стороны матери. Князь хвастался, что уже стал правой рукой могущественного обер-прокурора Святейшего синода и министра просвещения Голицына, а с тем по влиянию мог тягаться лишь кузен Аракчеев.
В ответ Сикорская решила взять быка за рога и повела себя абсолютно недвусмысленно. Танцуя, она старалась задеть кавалера бедром и со значением пожимала ему руку. Ресовский томно улыбался, но огонёк страсти в его глазах так и не вспыхнул, так что Наталья и не поняла, оценил ли князь её посылы.
Слабая здоровьем императрица после нескольких танцев покинула бал, разрешив своим фрейлинам остаться. С ней ушли только Струдза и Орлова, княжны Черкасская и Туркестанова танцевали, так что наблюдать за камер-фрейлиной было некому, и Наталья решила этим воспользоваться.
«Нужно поговорить с Ресовским напрямую. Приворот уже сделан, так что деваться ему некуда. Пусть даст прямой ответ».
Сикорская оглянулась по сторонам. Объект своего вожделения она обнаружила рядом с министром просвещения. Нарушить их разговор камер-фрейлина не решилась. Но если подойти поближе, можно дождаться удобного момента и отозвать Ресовского в сторонку. Наталья пробралась вдоль стены, встала за колонной и, стараясь определить, о чём идет разговор, занялась привычным делом – стала подслушивать. Но ничего интересного она не узнала, разговор оказался обычным торгом двух помещиков:
– Продай мне твоего Тимоху, Жан, – предлагал министр, – и тогда проси всё, что хочешь.
– Пока не могу, Александр Николаевич, погодите хоть годок, – возражал Ресовский.
– За год я другого, ещё лучше, найду, – не соглашался Голицын, – а ты многие возможности упустишь.
– Надеюсь, что ваше высокопревосходительство довольны моей работой на ниве просвещения? Прежде от вас нареканий не было, – явно обиделся Ресовский.
– Пока доволен, – буркнул Голицын, и камер-фрейлина услышала стук каблуков, а потом увидела обер-прокурора, идущего к выходу из зала.
Сикорская замерла. Какой удачный случай: нужно лишь чуть-чуть подождать, а потом выйти из-за колонны. Главное, чтобы Ресовский не отправился вслед за своим начальником. Но, к её радости, князь стоял на месте. Похоже, что мысли его были невеселыми: из-за колонны долетел тихий вздох. Наконец камер-фрейлина решила, что уже можно показаться, и, выйдя из своего убежища, весело произнесла:
– Ваша светлость, разве на таком прекрасном балу можно печалиться?
Ресовский поднял голову и жёстко глянул на беспардонную нахалку, посмевшую нарушить его уединение, но, увидев, что это Сикорская, улыбнулся.
– Я не опечален, а озабочен, – ответил он, – начальник, похоже, не очень мною доволен. Мне следует внести изменения в своё поведение.
Сикорская чётко слышала, что министр сказал князю прямо противоположное, но промолчала. К чему доискиваться правды? Она пришла сюда не за этим. Наталья задумала додавить свою жертву.
– Князь, мне кажется, мы с вами в последнее время подружились, – заметила она.
– Я тоже так считаю, сударыня, – подтвердил Ресовский.
– Поэтому я хотела бы как с другом поделиться с вами своими мыслями.
– Рад выслушать, а если смогу, то и помочь, – галантно отозвался собеседник.
– Вы, возможно, не знаете, но я – кузина Аракчеева. Это он предоставил мне место камер-фрейлины. А матушка Алексея Андреевича, которая приходится мне родной тёткой, спит и видит удачно выдать меня замуж. Приданое у меня не слишком большое: пять тысяч серебром. Однако, как говорит моя тётя, наши родственные связи стоят гораздо больше. Помогите мне выбрать достойного человека. Моя должность позволяет служить при дворе и после замужества, а это не только доход, но и влияние.
– Ну, какое же влияние может быть рядом с императрицей, когда муж её давно игнорирует? – скептически заметил Ресовский, и камер-фрейлина с радостью осознала, что он не отверг её предложение сразу, а как будто бы оценивает его.
– Нет, ваша светлость, вы не правы: буквально на днях произошёл перелом в их отношениях. Императрица прислала Софи – государевой дочке от Нарышкиной – свой портрет и благословение. Александр Павлович был так тронут, что теперь очень любезен с женой. Вы видели, как нежно он себя вёл сегодня?
– Да, это все заметили, но я не знал, в чём причина сей разительной перемены, – отозвался Ресовский, – а дело, оказывается, в такой ерунде… Мудрый шаг. Не подозревал, что императрица так умна.
Камер-фрейлина прекрасно знала, что Елизавета Алексеевна сделала этот жест по доброте душевной, но говорить об этом не стала. Зачем обсуждать других, пусть и августейших особ, когда не решены собственные дела? Сикорская вгляделась в лицо князя и спросила:
– Ну, как, поможете мне с выбором?
– Я подумаю и сообщу вам своё мнение, – ответил Ресовский. – Я уверен, что мы подберём для вас подходящий вариант. А сейчас позвольте откланяться. Я вижу, что мой начальник собирается уезжать. Пойду провожу его.
Ресовский отправился вслед за министром, а камер-фрейлина, выйдя через боковые двери, пошла к себе в комнату. Душа её пела от восторга. Как удачно всё сложилось! Князь понял её однозначно и при этом не отказал. Взялся обсуждать предложение. Конечно, по знатности рода они не были ровней, но Ресовского гонит к Наталье приворот, да и родственные связи с Аракчеевым его явно впечатлили. А что касается пяти тысяч, то ещё два месяца – и у Натальи соберётся такая сумма. Кладовая ещё полным-полна. Надо будет завтра же отвезти добычу к ростовщику. Задумавшись, Сикорская поднялась по лестнице на антресоли, свернула во фрейлинский коридор и вдруг, будто налетев с разбега на стену, остановилась.
