Граф скептически хмыкнул:
– Всё, да не всё! Вы ведь ещё раз вернулись на место преступления, чтобы подбросить в ящик портрет императора, украденный из комнаты княжны Туркестановой. Кстати, именно эта ошибка и навела на вас подозрения. Вы просто перестарались.
– Знаете старую поговорку, что не ошибается тот, кто ничего не делает? – огрызнулась Сикорская и спросила: – Я могу идти?
– Пока нет. Сейчас ваши показания запишут, вы оставите на них свою подпись и тогда уже пойдёте.
В глазах бывшей камер-фрейлины мелькнуло подозрение, и она напомнила:
– Вы мне обещали!
– Я и не отказываюсь от данного слова, – отозвался Кочубей. – Но показания должны быть оформлены, мы с вами не на прогулке, а в полиции.
Капитан Сысоев усадил за стол помощника пристава, дал тому стопку листов и пододвинул чернильницу с пером. Корнеев собрался записывать показания, но вмешалась Орлова.
– Вы воспользовались приворотом лишь дважды? – спросила Агата Андреевна.
– Вы и это знаете? – удивилась Сикорская, но потом равнодушно подтвердила: – Да, первый раз – с Курским, а потом – с князем Ресовским.
– Что ж, Виктор Павлович, у меня больше нет вопросов, – сообщила Орлова.
– Ну, а у меня есть. Последний. Как вы узнали про тайник в шкафу старухиной спальни?
– Я, когда пришла, чтобы подкинуть в стол портрет императора, то увидела, как там похозяйничали мамзели. Они, когда Клариссино добро забирали, не сочли нужным доску на место поставить, ну а я всё в порядок привела и потом сама тайником пользовалась.
Сикорская ещё сильнее обхватила живот руками и попросила:
– Давайте уж поскорее заканчивать, а то худо мне.
– Ну что, капитан, – обратился граф к Сысоеву. – Какие ваши действия?
– Запишем показания и отпустим даму, а серебро и раненого дворового вернём князю Ресовскому, – сказал частный пристав.
– Тогда не станем вам мешать. Мы с Агатой Андреевной уезжаем, – решил Кочубей.
Устроив фрейлину в экипаже, он уселся сам и велел кучеру трогать.
– Как вы думаете, мы не продешевили? – спросил граф у Орловой.
– Разве у нас был выбор? – отозвалась фрейлина. – Вы не хуже меня помните указание государя. Драгоценное здоровье военного министра не переносит волнений, а уж очередной скандал, связанный с кузиной-воровкой, окончательно выбьет Аракчеева из колеи.
Кочубей расхохотался.
– Конечно, я об этом не забыл и рисковать не собирался, но, может, была хоть какая-нибудь возможность зацепить эту завистливую бабёнку, а мы этот шанс упустили?
Во время допроса Агата Андреевна и сама размышляла на эту тему, но ничего умнее того, что уже сделала, придумать не смогла. Может, если сейчас всё обсудить, нужная мысль сама придёт на ум?
– Как вы думаете, почему Сикорская с такой готовностью дала нам показания на Минкину? – спросила у графа Орлова.
– Потому что мы обещали ей безнаказанность…
– Нет, дело в купчей. Сикорская двумя руками держалась за живот, давая нам понять, что мы измываемся над роженицей, но это было лишь половиной правды: под платьем бывшая камер-фрейлина прятала документы. Я уверена, что имение купила для себя Минкина, но, побоявшись гнева своего строгого любовника, оформила покупку на ту, которой доверяла. Не сомневаюсь, что своими медоточивыми улыбками Сикорская усыпила подозрения этой всемогущей крестьянки. Так что наша подопечная сейчас топила свою «подругу» с дальним прицелом, в надежде, что это хоть как-нибудь дойдёт до Аракчеева, а военный министр сам расправится с обнаглевшей метрессой. Поэтому Сикорская и на письменные показания согласилась.
На лице Кочубея проступила брезгливость. Он размышлял над словами Орловой так долго, что фрейлина уже решила, что разговор закончен, но Кочубей вдруг предложил:
– Давайте-ка поможем Сикорской и отправим её показания кузену.
– Зачем? – удивилась Орлова.
– Я ещё при обыске во дворце догадался, что все её ворованные деньги зашиты в тот старый салоп, что надет на ней сейчас. Ведь в шкафу висел совсем новый капот с лисьим мехом, однако Сикорская ушла в вытертом старье.
Орлова никак не могла уловить его мысль. Граф, похоже, это понял и подсказал:
– Деньги при ней, купчая на имение тоже. Значит, Сикорская направится в свой новый дом. Где находится поместье, знает ещё один заинтересованный человек – Минкина. Останется только принимать пари, кому из этих двух мерзавок больше повезёт. Если Минкина выкрутится, то сама разберётся с предательницей, и тогда будут отомщены и пострадавшие фрейлины, и сама императрица, ну а если Аракчеев покарает свою любовницу, так хоть справедливость восторжествует. Как вам?
Агата Андреевна всё поняла. В том положении, когда руки накрепко связаны, Кочубей нашёл единственную возможность наказать преступниц.
– Блестящая мысль! – признала Орлова. Пусть правосудие осуществится хотя бы частично! Взвесив шансы обеих мерзавок, фрейлина так и не смогла прийти к окончательному выводу, кто из них победит. Ну не пари же на это держать! Впрочем, фрейлина всё же не удержалась. Напророчила: – Помяните мое слово, если и не сейчас, так через несколько лет обе эти женщины плохо кончат.
Кочубей, не веривший ни в магию, ни в мистику, ни в небесную справедливость, лишь пожал плечами, а Агата Андреевна не стала его переубеждать. Жизнь ведь – искусство возможного, а перевоспитание мужчин – дело совсем безнадёжное. Надо заниматься тем, что разумно!
Орлова осталась ночевать в Зимнем дворце, но заснуть так и не смогла: всё думала о предложении Кочубея. Задремала она уже под утро, да и то вскоре проснулась от шума дождя. Ничего не поделаешь. Осень…
Глава тридцать первая
Второй шанс
Осень в Ратманове всегда была прекраснейшим временем года, а нынешняя выдалась особенно яркой. Дождей почти не было. Липы в аллеях парка сверкали на солнце, как червонное золото, в саду наливались красными боками твердые кисло-сладкие яблоки, а на террасах благоухали розы. Ольга всегда обожала осень и то, что приехала домой в это прекрасное время года, особенно ценила. Княжне было хорошо и в саду среди яблонь, и в лесу у водопада, и в тиши любимого дома, где теперь жили лишь она и тётушка Апраксина. Печаль в Ольгиной душе постепенно стихла, зарубцевались душевные раны, а потом вдруг пришло понимание, что нужно жить дальше.
В тот день, когда она увидела беременную Сикорскую, княжна не могла рассуждать здраво. Женщина, причинившая ей так много зла, а теперь глядевшая на неё с ненавистью, ждала ребенка! Разве могло быть в жизни хоть что-то более несправедливое? Сердце Ольги вдруг зачастило, потом замерло, а следом зашлось от острой, как игла, боли. Смерть на мгновение заглянула княжне в глаза и… отступила.
– Домой, мне нужно домой, – прошептала Ольга.
