Лестница показалась Софье Алексеевне бесконечно длинной и крутой. Пока они поднялась на большую террасу, графиня обессилела.
– Отдышись, – посоветовала ей Мария Васильевна и, подхватив под локоть, увлекла подругу под шатровые своды каменных сеней. Они вошли в большой вестибюль, и Софье Алексеевне показалось, что она попала в сказку. Коралловые колонны яркой рамой обрамляли белую мраморную лестницу, а на светло-золотистых стенах причудливо переплетались резные листья и фантастические цветы. В простенках по небесной лазури алели розы, а у подножия лестницы скалили клыки два льва с геральдическими щитами.
– Боже мой, какое чудо! – восхитилась графиня. – Хоть это сохранилось…
– Да что ты! Ничего не уцелело. Французы что не разграбили – то взорвали. Всё восстанавливали по старым рисункам, но я здесь была в юности и помню дворец именно таким. Понятно, что сейчас краски ярче, чем прежде – не выцвели пока. Ну, это лишь начало, посмотришь, как внутри всё сделано.
Мария Васильевна повела подругу мимо оскалившихся львов. Они миновали лестницу и медленно двинулись через анфиладу сводчатых залов. Кочубей не спешила, давая возможность Софье Алексеевне поближе рассмотреть фантастическую красоту парадных комнат Теремного дворца. Алые с золотом стены перетекали в светлые, сплошь расписанные нежными сказочными узорами. Потом фон наливался охрой, и узоры темнели, становились чёрно-зелёными, а на фресках проступали суровые лики московских князей. У Софьи Алексеевны захватило дух, так это было необычно и прекрасно. Подруги вошли в большой двухсветный зал с высоким потолком-куполом. Всё здесь – и сводчатый потолок, и стены – покрывала затейливая позолоченная резьба, и зал казался огромным старинным ларцом, а овалы с ликами святых на куполе – драгоценностями, сложенными на хранение.
Прибывшие дамы собрались маленькими группками и выстроились вдоль стен, и лишь Мария Антоновна Нарышкина уселась в старинное кресло с очень высокой и жесткой спинкой.
Двери в зал отворились, и вошла императрица-мать. В белом платье, с жемчугами на шее Мария Фёдоровна выглядела на удивление молодо. А может, дело было в улыбке? Или в сияющем взгляде? Похоже, государыня пребывала в прекраснейшем расположении духа. Сразу за ней следовала высокая худая старуха в чёрном шёлке. На её плоской груди играла алмазным блеском Екатерининская звезда.
– Обер-гофмейстерина Волконская – свекровь нашей Зизи, – кивнув на даму в чёрном, шепнула подруге Кочубей.
Императрица переходила от одной группы дам к другой, и чем ближе она приближалась, тем тревожнее становилось Софье Алексеевне, ведь все собравшиеся в зале женщины были благополучны, и лишь у неё одной решался вопрос жизни и смерти. Вдруг императрица не захочет омрачать светлые праздничные дни тяжким воспоминанием о декабрьском восстании? Слишком уж мало прошло времени – раны ещё не зарубцевались. Наконец государыня остановилась рядом, тепло поздоровалась и двинулась дальше. Она обошла всех дам, а потом пригласила их в соседнюю палату на чай.
Подруги вошли в зал последними. К ним тут же поспешила одна из дежурных фрейлин и указала на маленький столик в нише у окна.
– Прошу вас, садитесь, – озабоченно предложила она и вновь убежала за указаниями к обер-гофмейстерине. Императрица-мать в одиночестве сидела за небольшим, сервированным к чаю овальным столом. Вдоль стен палаты расставили с десяток маленьких столиков, и за ними уже расположились приглашённые дамы.
Лакеи начали разносить чай, а фрейлина, подойдя к столику, где в одиночестве восседала Мария Нарышкина, пригласила ту пройти к столу императрицы.
– Как и двадцать лет назад, – усмехнулась Кочубей, – тогда она везде была первой.
– Пусть так, – примирительно отозвалась Софья Алексеевна, – бедняжка потеряла всех, кого любила, пусть хотя бы почёт согреет ей душу.
Мария Васильевна тихонько хмыкнула, но промолчала, а Софья Алексеевна вновь ушла в свои тяжкие мысли. Сейчас решалась её судьба, и всё зависело от мнения одной уже немолодой женщины. Императрица могла подарить надежду, а могла и убить ее.
«Господи, помоги! Научи, как быть», – мысленно взмолилась графиня. Она подняла глаза и вдруг увидела на своде потолка прямо над своей головой летящего ангела. Радость согрела ей душу – это был знак. Всё будет хорошо.
Софья Алексеевна глянула на стол императрицы. За ним уже сидела новая гостья: княгиня Ливен что-то весело говорила Марии Фёдоровне, а государыня в ответ смеялась, будто простая смертная. Вскоре княгиня поднялась, а её место заняли другие дамы. Те тоже пробыли около императрицы несколько минут и откланялись, а дежурная фрейлина подошла к столу, где сидели графини Кочубей и Чернышёва.
– Дамы, прошу вас следовать за мной, – позвала она.
Подруги поднялись и двинулись к столу императрицы.
– Пожалуйста, садитесь, – пригласила Мария Фёдоровна и сразу же обратилась к Кочубей: – Мари, помнится, ты говорила, что графиня Чернышёва хотела о чём-то попросить?
– Да, ваше императорское величество! Вы позволите ей самой изложить просьбу?
– Говорите, графиня!
Софья Алексеевна собрала всё своё мужество и сказала:
– Ваше императорское величество, я – несчастная мать. Мой сын осуждён на три года каторжных работ. У него нет жены, чтобы разделить с ним тяготы его нынешней жизни, я – его единственная надежда. Позвольте мне обратиться с просьбой: разрешите выехать в Сибирь к сыну.
Вот всё и сказано! Что же будет дальше?.. Застыв, как натянутая струна, Софья Алексеевна ожидала ответа. Вдовствующая императрица молчала. Тишина сделалась оглушающей, но пусть лучше будет молчание, чем отказ. Наконец государыня как будто что-то надумала, она глянула на бледную как смерть женщину и спросила:
– Ваши дети все живы?
– Да… – отозвалась поражённая графиня.
– Тогда не искушайте судьбу и не называйте себя несчастной матерью. Для матери невозможно бороться лишь со смертью. Но кроме сына у вас ведь есть дочери – что будет с ними, если вы уедете?
– Моя старшая уже вышла замуж за князя Горчакова, и он стал опекуном двух меньших дочек.
– Это хорошо! Князь Платон благороден, он сильно похож на своего отца, которого я очень ценила. Вы правы, что доверили Горчакову судьбу своих дочерей, – отозвалась императрица и призналась: – Как мать я вас понимаю! Готовьте прошение на имя государя, я сама поговорю с сыном, и, если он прислушается к моему совету – вы сможете уехать в Сибирь.
– Благодарю, ваше императорское величество! – воскликнула Софья Алексеевна. Она была так благодарна этой немолодой, уставшей женщине. Императрица улыбнулась и кивнула, подсказав, что аудиенция окончена. Графиня Кочубей поднялась, Софья Алексеевна последовала её примеру, они поклонились и вернулись на прежнее место.
– Ну, слава богу! – с облегчением вздохнула Мария Васильевна. – Я, признаюсь, уже подумала, что всё пропало и она откажет. Теперь посиди и успокойся, посмотри, как принимают других.
