– Но не для матери! Я не торгую своими детьми!
– Но ты же ждёшь от Марии Фёдоровны разрешения на отъезд к сыну. А если она обидится на твой отказ выдать Надин замуж по её рекомендации? – мягко напомнила графиня Кочубей. – Вопрос с приданым ещё не решён, с твоим отъездом – тоже. Может, нам стоит трезво посмотреть на сложившуюся ситуацию? Самое главное, я совершенно уверена, императрица-мать даёт нам понять, что брака с Шереметевым не будет. Она заметила то же, что и я: сияющее лицо молодого человека, вальсировавшего с Надин.
– В конце концов, мы опасались, что Мария Фёдоровна не даст согласия на эту свадьбу, – опять вмешалась в разговор старая графиня. – Что ж, наши опасения оправдались. Но государыня предлагает Надин партию не менее блестящую, а может, и более счастливую. По крайней мере, по возрасту князь Ордынцев больше подходит девочке, чем Шереметев, да и по характеру, по-моему, тоже.
– Вы же сказали, что мало его знаете, – упрекнула тётку Софья Алексеевна, – а теперь говорите, будто он ей подходит!
– Не передергивай, Соня! – рассердилась старая дама. – Я знаю, что он – моряк, любимец главнокомандующего Черноморским флотом, а значит, он должен быть мужественным и благородным человеком. Мне кажется, что наша Надин сможет найти счастье лишь рядом с сильным мужчиной. Иначе она сама станет главой семьи, а это для женщин обычно плохо кончается. Кстати, с Шереметевым обязательно так бы и случилось.
Поняв, что страсти накаляются, опять вмешалась Кочубей:
– Может, нам послушать саму Надин? – Мария Васильевна посмотрела на замершую в углу девушку и спросила: – Дорогая, что у тебя на уме? Ты, вообще-то, нас слушала?
– Конечно, тётя Мари! Я всё слышала и потрясена тем, как государыня распорядилась судьбой ни в чём не повинных людей, хотя бабушка рассказывала, что при императоре Павле не давали советов, а сразу женили.
– Да, милая, так и было, – оживилась Румянцева. – Знаешь, однажды Павлу Петровичу очень понравилось, как отличился на учениях князь Багратион, и император тут же распорядился обвенчать генерала с фрейлиной своей жены, Екатериной Скавронской – наследницей огромного состояния. Молодых поженили через час.
– Тётя, все помнят, чем закончился этот несчастный брак, – разгорячилась Софья Алексеевна. – Через три года жена сбежала от мужа и так больше никогда к нему и не вернулась. Переезжала из одной европейской столицы в другую, а князь всё воевал, пока не сложил голову под Бородино.
– Такое возможно? – заинтересовалась Надин. – Муж оплачивал её жизнь за границей?
– Ей не было в этом нужды, – усмехнулась Кочубей, – она сама распоряжалась своими деньгами.
Надин повеселела и впервые за время разговора слабо улыбнулась:
– Тогда можно и согласиться, – заявила она. – Я не против пожить в Европе, пока мой муж служит в армии. Кстати, раз он моряк, значит, будет много времени проводить в море, а может, и вовсе уйдёт в кругосветное плавание.
– Надин! – потрясённо воскликнула Софья Алексеевна. – Как у тебя язык поворачивается говорить такое? Ты шутишь святыми вещами, ведь семья для женщины должна быть всем!
– Вины Скавронской в том, что её по капризу императора выдали замуж, не было никакой. Наверняка ей тоже кто-нибудь нравился, вот она и отомстила навязанному ей мужу. Что же, она должна была всё стерпеть и смириться?
– Багратион, вообще-то, тоже не хотел на ней жениться, – напомнила старая графиня. – Неизвестно, кто в этом деле оказался пострадавшей стороной. Может, это он должен был мстить ветреной жене, а Багратион любил её и всё прощал.
– Как же он её мог любить, если она жила в Европе, а он все время воевал? – удивилась Надин.
– Так бывает. Он десять лет писал ей нежные письма. Обычно женщин, не заслуживающих любви, обожают…
Намёк оказался настолько прозрачным, что Надин тут же поджала хвост и со смирением поинтересовалась:
– Бабушка, вы имеете в виду меня? Я знаю, что эгоистична, но зато я умею заводить друзей среди мужчин и с мужем тоже надеюсь подружиться.
– Так, может, ты подружишься с Ордынцевым?
Надин вспомнила самоуверенное черноглазое лицо, а в её ушах зазвучал издевательский смех.
– Нет! Он такой высокомерный. Вряд ли с таким вообще можно дружить, – скривилась Надин. – Боюсь, что мне с таким мужем грозит долгая жизнь в Европе.
– Давайте отложим разговор на завтра. Время уже позднее, идемте спать. Утро вечера мудренее, – напомнила старая графиня.
Софья Алексеевна печально вздохнула:
– Утром я напишу Шереметеву, но готовьтесь, нам предстоит тяжелое объяснение…
Надин еле сдерживала себя – ярость жгла ей сердце. Как можно остановиться в полушаге от самой блистательной победы? А её остановили! Просто подстрелили на взлёте! Разве это справедливо?! Но глянув в расстроенное лицо матери, Надин промолчала. Может, бабушка права, а утро вечера и впрямь мудренее? Вдруг она завтра проснётся и придумает, что делать дальше…
Что тут можно было придумать? Утром Софья Алексеевна прислала за дочкой: позвала в гостиную для встречи с отвергнутым женихом. Надин сделалась ни жива ни мертва. Сразу померещилось лицо Шереметева: как тот вскрывает письмо и осознаёт, что свадьбы не будет. Надин шла в гостиную, и её сердце разрывалось от отчаяния и жалости. Несостоявшийся жених сидел рядом с Софьей Алексеевной, лица у обоих были печальные. Надин поздоровалась и замерла в дверях, не зная как поступить.
– Дорогая, я сообщила графу о том, что не могу дать согласия на его предложение. Я также рассказала ему о причине этого решения, – завидев дочь, сказала Софья Алексеевна. – Надеюсь, что Дмитрий Николаевич понял, что у меня не было выбора. – Графиня помолчала и добавила: – Думаю, что вам нужно поговорить. Я оставлю вас и вернусь через четверть часа.
Мать поднялась и вышла из комнаты. Надин повернулась к графу, а тот кинулся к ней, но замер, не дойдя нескольких шагов:
– Как же так?!. – только и смог сказать он.
В голосе Шереметева звенела боль, и Надин заплакала. Этого оказалось достаточно, чтобы жених, забыв свою робость, кинулся к ней и обнял.
– Мы убежим! Уедем в деревню и станем жить лишь вдвоём, – жарко шептал он, целуя заплаканные глаза Надин. – Мой отец тоже женился против воли двора, а моя любовь, наверное, даже сильнее – я всё смогу преодолеть ради вас.
– Я не свободна в своих поступках, – всхлипнула Надин. – От моего поведения зависит благополучие родных: если сёстрам не вернут приданое, они сильно пострадают, а если маме не разрешат поехать к моему брату – это разобьёт ей сердце. Она зачахнет здесь, а Боб останется один и без помощи.
– Простите меня, я забылся, – прошептал Шереметев, размыкая объятия. Он побледнел, а лицо его теперь напоминало трагическую маску.
Душа Надин разрывалась от горя. Не за себя: сейчас она остро чувствовала, как страдает граф, и теперь была готова на всё, лишь бы хоть как-то утешить его.
