– Чего её искать-то? Беатрис лежит рядом со своим отцом. Хотите, покажу? – предложила мадам Дюран и встала.
Это в планы Орловой не входило, и она, скорчив жалостливую мину, попросила:
– Давайте отдохнем немного, я долго вас искала, пока нашла – устала.
Жоржетта вновь опустилась на скамью и полюбопытствовала:
– Говорите, дочь и внучка? И где же они всё это время были? Я ни разу их не видела.
– Они жили в Англии, а сейчас решили вернуться домой. Да только их имение обманом захватила некая Мари-Элен, она называет себя графиней де Гренвиль, хотя никакого отношения к наследству не имеет.
Расчёт оказался точным: глаза Жоржеты вспыхнули, и та разразилась возмущённой речью:
– Это же надо – ни стыда не иметь, ни совести! Это она-то графиня? Да она всего лишь Мари-Элен Триоле. Можете убить меня на месте, если это не так. Её отец не только не венчался с её матерью, а самолично продал несчастную в мой бордель. Тысячу франков за неё получил, и так развеселился, что на радостях вынул из петлицы розу – маленький полураспустившийся бутон – и за корсаж этой Франсуазе воткнул. Ну а я её в тот же вечер отправила деньги отрабатывать. Да только она недолго продержалась – беременной оказалась, а мужики брюхатых не очень жалуют. Зато Франсуаза ловка была деньги считать. Тогда мой хозяин де Виларден её в другом борделе в долю взял, а как уж она в силу вошла, так и моё заведение выкупила. Но я не в претензии – заплатили сполна.
– Да где же она такие деньги взяла, чтобы в долю с этим де Виларденом вступить? – подыграла рассказчице Орлова.
– А это уже самое интересное, – расцвела от столь благодарного внимания мадам Жоржета. – У этой бестии Франсуазы была сестра – продавщица в модной лавке Санкт-Петербурга. Так та подцепила богатого русского мужа, но в Париж приехала одна – супруг её воевал. Зато привезла много денег. Франсуаза сестру обобрала, а саму её в монастыре заперла. Вот отсюда и деньги. Это потом она уже вместо де Вилардена всем заправляла: он ведь в эмиграцию уехал. Франсуаза обманывала барона как хотела. Наше дело – тесное: все друг про друга любые мелочи знают. Тогда много слухов было, что она тайком от де Вилардена заведения скупала.
Жоржета оказалась чрезвычайно полезной, с ней следовало хорошенько подружиться, и Орлова поспешила достать из кармана два франка.
– Мои знакомые просили присмотреть за могилами их родных. Вы не согласитесь оказать этим благородным дамам такую услугу?
– Отчего ж? Я с радостью, – просияла мадам Дюран. – А Колет не будет против? За теми могилками ведь она ухаживала.
– Она меня к вам и послала. Сама она так потрясена несчастьем, случившимся с её хозяином, что даже занемогла. Не до могил ей теперь.
Жоржета тут же навострила уши:
– А что случилось с де Ментоном? Небось Франсуаза с того света ему ворожит! Уж как она свою дочку от этого гада прятала, да разве кошку дома удержишь, когда кот под окном орёт?
– Виконта убил де Виларден, – объяснила Орлова и вгляделась в лицо своей собеседницы.
Жоржетта, похоже, обрадовалась.
– А я что всегда говорила? – сияя улыбкой изрекла она. – Не спустит барон им всем обмана. Не тот он человек! Никому ещё в жизни ни одной обиды не простил. Он всегда ответный удар наносит. Уж я-то его знаю. Поквитался, значит, он со всем этим поганым семейством. Молодец!
– Так ведь Клод сказала, что виконт на Мари-Элен так и не женился и в эту семью не вошёл, – подлила масла в огонь Орлова.
Как она и надеялась, слова возмутили Жоржету, и та принялась объяснять:
– Это не важно, что не женился: он с Мари-Элен больше десяти лет спал, и ребёнка она прижила от него. Всё это время де Ментон шиковал на денежки, которые Франсуаза украла у барона. Мари-Элен у матери клянчила, а на любовника тратила. К тому же де Виларден этому проходимцу самого главного никогда не простит: однажды любовник барона сбежал к матери этого де Ментона, когда та объявила о своей беременности. Барон любил Рауля, а тот променял его на женщину.
Открытия сыпались как из рога изобилия. Орлова считала, что удивить её уже ничем нельзя, но мадам Дюран это удалось. Так что же это получается? Сначала отец, а потом сын? Ведь во вчерашнем письме, написанном отцом Генриетты своей юной невесте, тот умолял её не верить обвинениям коварного человека, называвшего себя другом его отца и его верным другом. Но кто же на самом деле был любовником де Вилардена? Спросить Жоржету и об этом? И фрейлина начала блефовать:
– Клод говорила совсем не так, она сказала, что любовником де Вилардена был молодой герцог – сын Рауля и Беатрис.
Жоржета лишь усмехнулась:
– Так вспомните, сколько барону лет! Он всё успел. Рауль всегда женщин любил больше. Мужчины для него были лишь баловством, так – изредка, а для барона женщины не существовали никогда. Когда у Рауля сынок подрос, барон и на него глаз положил, да только юноша и слышать ничего не хотел о мужской любви. Он обычный был, да к тому же в хорошего человека вырос – любил свою невесту и, в отличие от отца, больше ни на кого не глядел. Я точно знаю: де Виларден ведь в своих борделях язык-то распускал, не стеснялся, а мне передавали.
«Господи, хоть одно хорошее известие, – обрадовалась Орлова. – С родителями Генриетты у нас сюрпризов не будет!»
День принёс множество открытий. Нужно было всё хорошенько обдумать. Агата Андреевна закончила разговор, дошла вместе со своей собеседницей до могил графа де Гренвиля и его дочки и распрощалась. На соседней улице фрейлина взяла фиакр и отправилась домой. За делами прошёл целый день. Генриетта, да и князь Николай, если он, конечно, вернулся, должны были уже пообедать. Но ни в гостиной, ни в столовой фрейлина никого не застала. Что же, Генриетта так и просидела весь день в беседке? Орлова забеспокоилась, но решила не гадать, а спросить у прислуги. Дворецкий сообщил, что её светлость давно отобедала, а русский князь изволил кушать в Елисейском дворце. Сейчас они оба гуляют по саду.
«И что мне теперь с этим делать?» – спросила себя Агата Андреевна.
Она вспомнила печаль Генриетты, выражение муки на лице князя Николая, исподтишка глядевшего на юную герцогиню, и решила, что если она даст этим двоим ещё часок, то ничего плохого не случится.
– Накройте для меня в столовой. Я спущусь туда через четверть часа, – велела Орлова дворецкому, а сама отправилась к себе за шалью. Солнце клонилось к закату, и уже изрядно похолодало.
Глава двадцать четвертая. Новый план
Солнце клонилось к закату, и лёгкий ветерок тянул прохладой, но Генриетте не хотелось уходить из беседки. Может, это и было по-детски глупым, но её заворожил старый ветвистый дуб. Его толстый ствол разделился пополам, и дуб тянулся ввысь двумя мощными побегами. Оба были раскидистыми, с густой блестящей листвой. Солнце, стремительно уходящее к горизонту, сейчас застыло в развилке дуба. Два тёмных ствола казались краями узкого бокала, в который налили слепящее огненное вино. Солнце жалило глаза, и Генриетта чуть отклонилась, теперь она глядела на светило сквозь переплетение веток и густую листву одного из побегов. Это солнце уже не слепило, а радовало глаз, как будто тёплое жидкое золото разлилось меж ветвями, заполнив собой всё вокруг. Генриетта качнула головой, и огненный бокал вновь обжёг зрачки. Опять отклонилась – и залюбовалась жидким золотом.
