«Зачем девочкам жить среди этой разрухи? Это несправедливо, – сказала она себе, но тут же устыдилась. – Тётя дала им кров – нечего теперь нос воротить».
Дочери окружили её.
– Ну так что там, мама? – выскочила вперёд Надин. – Чернышёв согласился помочь?
– Он пообещал устроить мне свидание с Бобом. А ещё он пригласил нас жить в свой дом.
– С какой стати? – удивилась Вера. – Мы не нуждаемся ни в чьей милостыне.
– Я сказала ему об этом, только не столь грубо, как ты. Мы сейчас не в том положении, чтобы настраивать против себя людей.
Вера заметно смутилась.
– Вы правы, мама, – повинилась она, – нужно выбирать выражения, но я не сдержалась, ведь пока вас не было, мы тут пришли к выводу, что именно этот душка-родственник и наложил арест на наше имущество, а теперь выжидает момент, чтобы его присвоить.
– Я тоже так думаю, но мне интересно, почему вы пришли к такому выводу?
К удивлению матери, заговорила Надин:
– Я передала всем слова графини Кочубей. Вчера Мари рассказала, что слышала, как императрица Александра Федоровна плакала. Оказывается, она попросила у государя милосердия к арестованным, а тот разгневался. Он накричал на жену. Сказал, что она, как видно, забыла, чьих детей хотели убить, раз просит за злоумышленников.
– Бедняжка, – посочувствовала Софья Алексеевна. – Но я не пойму, при чём тут Чернышёв.
– Вы не дослушали! Мари сказала, что при дворе все уже сходятся во мнении о поведении Николая Павловича. Тот разительно переменился. Императрица-мать намекнула невестке, что дело отнюдь не в потрясении из-за восстания, а в чужеродном влиянии. В окружении государя усилились два человека: Чернышёв и Бенкендорф.
– Надин хочет сказать, что только эти двое могли добиться приказа об аресте нашего имущества, – подсказала Вера. – Бенкендорфу нет от этого никакой выгоды, а вот Чернышёву есть. Он уже просил у государя титул и право наследования майората графа Захара. То, что он приглашает нас в свой дом, это не просто так. Сначала он прикинется нашим благодетелем, потом станет опекуном, а там и хозяином!..
Старая графиня восторженно охнула и воззрилась на внучку с нескрываемым восхищением, а потом и вовсе – простодушно, будто о давно решенном – сообщила:
– Девочка необычайно умна! Я не сомневаюсь, что с такими способностями она быстро поправит семейные дела.
– Как поправит? – поразилась Софья Алексеевна. – Тётя, о чём вы?
– Я подарила Верочке Солиту. Пусть она туда съездит, разберётся. Поглядит, как идут дела. Имение станет её приданым, а младшие получат деньги.
Софья Алексеевна рухнула в кресло. Она так привыкла к поддержке своей старшей дочери, что даже не представляла, как сможет её отпустить. Но если бы имение стало приносить доход – они слезли бы с тёткиной шеи, а значит, смогли бы сохранить московский дом, где были так счастливы… Но как они будут жить без Веры?.. Софья Алексеевна глотала слёзы. Молчание затягивалось и стало наконец убийственным. Никто не решался прервать его.
– Спасибо вам, тётя, за великодушие и любовь, – почти прошептала наконец Софья Алексеевна. – Наверное, нам придётся отпустить Велл. Быстро теперь ничего делаться не будет, пока мы здесь станем обивать пороги, она успеет съездить в Солиту и вернуться. – Графиня явственно всхлипнула, но всё-таки смогла договорить: – Только, пожалуйста, дорогая, подожди до свидания с Бобом…
На большее её не хватило: слёзы брызнули из глаз, и Софья Алексеевна выбежала из гостиной. За ней поспешили дочери. В комнате осталась одна Мария Григорьевна.
Сказать по правде, одиночество было кстати – слишком уж тяжело дались Марии Григорьевне последние дни. Вчера – объяснение с Горчаковым, нынче – драматический разговор с близкими. Если бы не Вера, сердце у старой графини, наверное, сдало бы, а так – ничего, всё-таки обошлось. Молодец, девочка! Вот ведь повезло семье! Бог послал опору. И с Солитой Вера обязательно справится. Мария Григорьевна раскладывала пасьянс на столике под окном, но мыслями была далеко.
«Надо бы помочь внучке. Найти ей защитников и покровителей», – размышляла она.
Старая графиня переложила «даму» на новое место и протянула руку за «десяткой червей», когда благословенную тишину разрушил стук каблуков. Кто это так некстати? Раздражение полыхнуло огнем – сейчас Мария Григорьевна никого не хотела видеть. В дверях возникла широкоплечая фигура Бунича.
– Гадаете, драгоценнейшая? – осведомился он. – Поглядите, не видно ли там моей «дальней дороги»? Я ведь свою тяжбу в пух и прах проиграл, так что возвращаюсь домой не солоно хлебавши.
– Жаль… – отозвалась Румянцева. К своему стыду, она даже не сочувствовала гостю. Уж больно много собственных бед накопилось. Но Буничу – что с гуся вода. Заулыбался, махнул рукой.
– Да, ерунда! Здесь убыло – в другом месте прибудет. Не печальтесь из-за меня, у вас своих забот хватает. А я пойду собираться, да на зорьке – домой.
Стараясь не выдать своих чувств, старая графиня в душе обрадовалась: после переезда Сони и девочек Бунич в доме откровенно мешал. Чужой мужчина среди юных барышень. Не к месту это… Зато в Полесье он сможет быть Вере опорой. Хотя бы на первых порах. Мария Григорьевна прощупала почву:
– А ведь я, дружок, Солиту внучке подарила. Так что теперь у тебя – новая соседка, – сообщила она Буничу и попросила: – Ты же не откажешься помочь Верочке? Познакомить с кем надо, да и в делах…
– Вот это новость! – присвистнул гость. – Вы переписали имение на Веру Александровну? Щедро!..
– Так поможешь? – уже строже переспросила графиня.
– Конечно! Всё что нужно сделаю.
– Спасибо, – обрадовалась Мария Григорьевна. – Кстати, ты мне про капитана-исправника уездного рассказывал, хвалил его за службу. А что он за человек?
– Хвалил! Не отрицаю. За цепкость и настойчивость. Порядок Щеглов навел отменный. Голытьба его боится, в уезде перед ним по струнке ходят… Ну а так что сказать? Не голубых кровей – из мелкопоместных. Понятное дело, что ни тона, ни образования. Лично я его особо не привечаю, он и так себя уездным хозяином возомнил.
– В каком смысле?
– Причина простая – он же в любимчиках у губернатора ходит, вроде как они – боевые друзья.
Старая графиня в задумчивости потёрла лоб. Что-то прикинула, а потом объявила:
– Я напишу Щеглову письмо. В конце концов, надо же сообщить властям, что у Солиты появилась новая хозяйка. И заодно попрошу исправника приглядывать за Верой. Такая опека лишней не будет. У тебя своих дел по горло, ты не наездишься, а так ещё один защитник появится. Ты передашь моё письмо Щеглову?
Бунича её решение, как видно, задело. Он скептически хмыкнул и демонстративно пожал плечами, прежде чем ответил:
– Да ради бога!
Мария Григорьевна его услышала, но сделала вид, что не поняла. Кого волнует мужской гонор, когда на кону стоят жизнь и благополучие собственной внучки?
