– Полине – шестнадцать, Вероника на год моложе. К сожалению, у нас очень маленькая семья, мне некого было с ними отправить. Я очень надеялся на мадам Бунич.
– Ну, что поделать… Хотя её очень жаль, светлой души была женщина. Но вы не беспокойтесь – пока вас не будет, я стану наведываться в имение, следить за порядком.
– Спасибо! – обрадовался Горчаков. – Вы меня очень обяжете.
– Надеюсь, что мы завтра закончим все дела, и я сразу же к вам заеду.
– Вы так уверены? – тихо спросила Вера.
Платон заметил на её лице тень недовольства. Он не знал, чем оно вызвано, ведь сама графиня участия в разговоре не принимала, а остальные не сказали ничего такого, что хоть как-то её касалось.
– Я уверен, что Горбунов купит партию, да и дальнейшие поставки его заинтересуют, – заявил Щеглов. Он по-мальчишечьи подмигнул озадаченному гостю и пояснил: – Наши дамы привезли на ярмарку соль, а местные перекупщики им обструкцию устроили. Так Вера Александровна придумала договориться с их соперником. Я уже с ним повидался, всё, как её сиятельство велела, ему пересказал, и тот клюнул.
– Я восхищен, сударыня! Ваша бабушка говорила мне, что вы сами ведёте дела в имении, но она не упоминала, что в нём есть и солеварня, – обратился к Вере Платон.
– У нас – шахта! – выпалила Марфа. – Вера Александровна сама придумала, как соль измельчать без выпаривания! Теперь можно хоть каждую неделю обозы в город отправлять.
– Можно, конечно, – с явным раздражением заметила Вера, – только нужно, чтобы товар покупали.
– Так уже почти договорились! – удивился Щеглов.
– Дело сладится лишь тогда, когда я отправлю деньги матери, а раньше – это только разговоры.
«Значит, Чернышёв не пощадил и своих родных, – понял Платон. – Этого следовало ожидать. С него – полк, а с них что? Титул или имущество? Или и то и другое… Да, Александр Иванович – противник беспощадный!»
Исправник засобирался.
– Ну, спасибо хозяйкам за хлеб-соль, – сказал он, поднимаясь, и напомнил: – Дамы, буду ждать вас внизу в восемь. Успеете?
– Успеем, – подтвердила Марфа, а потом вопросительно глянула на Веру.
– Да, конечно, мы будем готовы, – согласилась графиня.
Платону оставалось лишь попрощаться. Он вернулся в свой номер. Вещи на его кровати так и валялась бесформенной грудой. Не разбирая, он засунул их обратно в саквояж, разделся и лёг. Эта нежданная встреча выбила Платона из колеи. Он так готовился к свиданию с Верой, подбирал слова, собирался объясняться за прошлое, но этого даже не потребовалось – молодая графиня держалась с ним ровно и дружелюбно. Наверное, она уже и сама знала о причинах, по которым он отказался помогать её матери, и простила его так же, как её бабушка в Петербурге.
Тогда, у Кочубеев, графиня Румянцева сама подошла к Платону.
– Вы уж извините меня, голубчик, за ту выходку, сами понимаете – горе у нас. Всё от отчаяния. Теперь-то я знаю, что никому навстречу не идут, а тогда не знала, – сказала она. – Вы, наверное, приезжали, чтобы объяснить нам это?
– Да. Я надеялся уберечь Софью Алексеевну от напрасных унижений.
– Она и так через них прошла бы, мать ведь! – вздохнула графиня. – А у вас что, кроме брата, никого нет?
Платон рассказал ей о сестрах и о том, как отправил их в Хвастовичи. Когда же Румянцева сообщила ему, что Солита теперь принадлежит Вере и молодая графиня уже уехала в имение, Платон тут же вызвался передать ей весточку. Предложение приняли с благодарностью. На следующее утро он заехал в дом на набережной Мойки и из рук прекрасной Надин получил послание для её сестры. Красавица обворожительно улыбнулась и тут же с четкостью штабного генерала изложила, что Горчаков должен не только передать письмо, но и внимательно присмотреться, не терпит ли графиня Вера какой-нибудь нужды, а потом, вернувшись в столицу, конфиденциально доложить всё Надин, не беспокоя её бабушку.
Лежа без сна, Платон гадал, какое же впечатление он произвел на Веру. Всю дорогу до Смоленска он бесконечно возвращался к одной и той же мысли: раз ему нужно жениться, то лучшей невесты, чем связанная с ним общей бедой графиня Чернышёва не найти. И эта перспектива казалась ему ужасно заманчивой. Платон подозревал, что в нём заговорила кровь, ведь Вера так походила на его мать. Считать, что причиной его интереса к этой девушке стало уязвлённое самолюбие, он просто отказывался.
«Как ни крути, но всё сходится на Вере Чернышёвой, – наконец-то признал он. – Наверное, это – судьба…» Решив не навязываться пока своей суженой, а встретиться с ней уже в имении, Платон наконец задремал. Три часа он проснулся и сразу же велел закладывать лошадей. Выходя из номера, Горчаков думал только об одном: как бы хоть одним глазком посмотреть на спящую за соседней дверью девушку.
Вера слышала, как хлопнула соседняя дверь, как застучали, а потом стихли у лестницы каблуки кавалерийских сапог. Горчаков уехал в своё имение, и ей наконец-то стало поспокойнее. Она так и не смогла разобраться в мешанине своих чувств. Совсем недавно всё в её душе было чисто и правильно: она любила Джона и, раз тот оказался для неё недоступен, собиралась посвятить свою жизнь матери и сестрам. Встреча с пресловутым кавалергардом всё запутала. Почему её так задел вчерашний разговор? Она в нём даже не участвовала. Говорили другие. Почему ей не хотелось, чтобы Щеглов посвящал князя в её дела? Вера не только не стыдилась своей деловой хватки, наоборот, раньше она ею гордилась. Почему же вчера ей так хотелось вырвать капитану болтливый язык?.. Да и Марфа отличилась! Зачем было рассказывать первому встречному о шахте?!.
Вера зажмурилась, но это не помогло. Только серая предрассветная дымка крутилась под веками. И на этом дымчатом фоне проступила вчерашняя сцена: красивое лицо Марфы, обращённое к Горчакову. От злости захотелось плакать. Дочка управляющего из полесского захолустья вела себя точно так же, как пустоголовые московские барышни. По крайней мере, охотничью стойку на богатого холостяка она делала ничуть не хуже.
Разочарование оказалось ужасным. Вера так и не смогла с ним смириться, а больше всего её оскорбляло, что Марфа откровенно заигрывала с новым знакомым, будто и не она только что умирала по Щеглову.
На горизонте появился другой – и верная любовь кончилась. Правда, князь был моложе, красивее и богаче, чем исправник, но Марфа могла бы хоть для приличия не менять так быстро своих пристрастий. Вере стало до тошноты противно. Хотя какое ей до всего этого дело? Пусть Марфа творит всё, что захочет. В конце концов, та не связана со Щегловым ни словом, ни обещанием. Может, он никогда и не посмотрит на дочку управляющего, а так и будет хранить верность покойной жене. Такое поведение Вера понимала и очень даже ценила, она сама точно так же относилась к лорду Джону.
«Пётр Петрович вел себя искренне и благородно, – наконец признала она. – А вот Горчаков на фоне капитана-исправника выглядел не слишком достойно. Князь, похоже, не пропускал мимо себя ни одной юбки».
