Самым обидным было то, что Вере в первый миг показалось, будто бы князь обрадовался их встрече. В его глазах пылал такой огонь, что она даже смутилась и не знала, куда спрятаться от этого неприкрытого восхищения. Но когда Горчаков вернулся к ней с письмом, он уже был невозмутимым. К счастью, она тоже взяла себя в руки и выглядела равнодушно-спокойной. Не стоило ей звать князя на чай, нужно было просто забрать письмо. Тогда Горчаков не познакомился бы с Марфой и не узнал бы от исправника так много лишнего.
Вспомнилось, какой красивой была вчера дочка управляющего, как шёл ей румянец, как светились серо-голубые глаза. Оставалось признать очевидное: Марфа – красавица, умная и работящая девушка. Она имеет полное право на счастье, и, раз Марфа понравилась Горчакову, значит, нужно пожелать им всего самого хорошего.
Решение было честным, только вот душа к нему никак не лежала. Почему же так горько осознавать, что князь потянулся к Марфе? Неужели из-за того, что у дочки управляющего появилась надежда стать женой, а у хозяйки имения её не было? Но ведь Вере не нужен никто, кроме Джона. Тогда почему она не хочет, чтобы Марфа соединилась с Горчаковым? Поджав колени, Вера уселась на кровати и смахнула навернувшиеся слёзы. Как же всё-таки больно! И как ужасно стыдно. Больно – потому что не хотелось отдавать мужчину сопернице, а стыдно – за себя. Ведь как ни подбирай слова, объяснение её поведению было простым: Вера ревновала и завидовала.
– Докатилась до того, что ревнуешь чужого поклонника и завидуешь бедной девушке, не сделавшей тебе ничего, кроме добра, – укорила саму себя Вера.
Тупой болью под сердцем откликнулась совесть. Это оказалось так унизительно… Рассердившись, Вера заставила себя думать о том, что действительно важно – о своей семье. Она достала из-под подушки письмо сестры и, накинув шаль, подошла к окну. Заря уже окрасила небо первой ярко-алой полосой, и на улице рассвело. Вера развернула лист и в очередной раз пробежала глазами письмо Надин. Сестра писала:
«Дорогая Велл, всё пока идёт неплохо, если, конечно, такое слово можно применить к нашей жизни. Суда над Бобом ещё не было, и мы от неизвестности все извелись. Мама ждёт коронации в Москве, надеется, что в этот торжественный момент царская семья не сможет отказать ей в просьбе – и разрешит отправиться вслед за сыном.
Мы с бабушкой по-прежнему живём в столице. Я начала выезжать. В свете меня принимают без восторга, но вежливо, и этого пока достаточно, чтобы я смогла претворить свою задумку в жизнь. Правда, я пока не знаю, кто из холостяков сможет стать для меня достойным мужем, а для нашей семьи – защитой. Надеюсь, что к лету, когда ты вернёшься, я уже выберу свою жертву, а может, и начну охоту.
Не только наша семья стала мишенью для любезного “дядюшки”. Наталья Кирилловна узнала, что с князя Горчакова за лёгкое наказание для его младшего брата Александр Иванович вообще потребовал отдать полк. Так что наш “дядюшка” действует с размахом.
Здесь говорят, что суд над восставшими пройдёт до коронации, и князь Горчаков обещал вернуться к этому времени в столицу. Передай с ним письмо о том, как складываются твои дела. Помни, что в крайнем случае мы сможем забрать у Баруся все наши деньги. Прошу тебя, не жертвуй своей жизнью и, если там станет тяжко, немедленно возвращайся домой. Я уже по тебе соскучилась. Целую и жду. Твоя Надин».
Вера сложила письмо. На сердце у неё потеплело. Сестра, как и всегда, искренне верила в свои силы и собственную правоту, заражая этой уверенностью остальных.
– Спасибо тебе, умница, я тоже не стану колебаться, а буду делать то, что должна, – прошептала Вера в распахнутую оконную створку. На мгновение ей показалось, что утренний ветерок отнесёт эти слова Надин. Вот было бы здорово!
Вера умылась из фаянсового кувшина, взяла со столика щётку и принялась расчёсывать волосы. В окно ворвался тёплый весенний ветер, а вместе с ним в комнату вплыл густой аромат черемухи. Медовый запах потянул к окну, и Вера выглянула наружу. Тяжкие переживания оставили её – ушли вместе с чернотой ночи. Она замерла, глядя на край показавшегося из-за туч алого диска. Шаль соскользнула с плеча Веры, а щётка запуталась в её волосах, но девушка этого не замечала, она следила за нарисованной природой великолепной картиной – рождением нового дня. Не видела Вера и застывшего у экипажа Горчакова. Зато Платон не мог оторвать глаз от молодой графини: белая кожа её груди отливала жемчугом, водопад чёрных кудрей сбегал по плечам, теряясь за рамой окна, а прозрачные лиловатые глаза широко раскрылись, глядя в небо. Вера Чернышёва оказалась так упоительно-хороша, что от неё просто невозможно было отказаться, и оставалось одно – завоевать. Платон себе это клятвенно пообещал.
Глава двадцать восьмая. Деревянные чётки
Обещание – дело святое, и Щеглов не собирался опаздывать на встречу с откупщиком, но до этого он хотел разобраться, что же всё-таки происходит на ярмарке с их солью. Поэтому он поднялся почти за два часа до назначенного времени, быстро перекусил и вышел на залитую косыми утренними лучами улицу. Судя по времени, торговцы уже должны были занять свои места. Похоже, что так оно и было, ведь по булыжной мостовой катила лишь одна-единственная крытая парусиной кибитка.
– Опаздываешь, братец, – добродушно заметил Щеглов, обращаясь к щуплому, очень смуглому вознице то ли кавказской, то ли азиатской наружности, – небось места-то уже заняты, придётся тебе с краю стоять.
– Ничего, барин, я постою, – отозвался возница и ударил вожжами свою лошадёнку. Та рванулась вперёд и, быстро обогнав капитана, выскочила на рыночную площадь.
Здесь и впрямь было полно торговцев, да и покупателей уже хватало. На Щеглова обрушился гомон толпы, ругань застрявших в заторах кучеров и крики зазывал. Исправник пробился к телеге с солью. Осип по-прежнему сидел на мешках, как и предполагал Щеглов, меньше их не стало.
– Ну что, Осип, не берут соль? – спросил капитан.
– Никак нет, ваше высокоблагородие. Холера их забери совсем, чего им ещё нужно? У нас ведь дешёвая, так ни одного мешка не взяли.
– Ничего, возьмут!
От внимательного взгляда Щеглова не укрылось, что несколько праздных молодых людей – все рослые и плечистые, в длинных поддёвках и скрипучих сапогах – без видимой цели гуляли вокруг бедняги Осипа. Получалось, что именно эти подозрительные типы и отпугивают покупателей. Шугануть их?.. Пожалуй, ещё не время. Надо бы дождаться встречи с Горбуновым. И Щеглов решил вернуться в гостиницу.
– Ты не волнуйся, Осип, смотри за товаром, мы скоро будем, – распорядился он и зашагал в ту сторону, откуда пришёл.
Как и предвидел Щеглов, встреченная им давеча кибитка стояла на самом краю рыночной площади. Горе-торговец загнал свою лавку на колёсах к глухой стене дровяного сарая. Покупателей здесь не было вовсе, а плюгавый продавец как будто и не беспокоился по этому поводу. Он бойко развешивал на выцветшей парусине кибитки свой нехитрый товар.
– Кто дураком родился, тот дураком и помрёт, – пробубнил себе под нос исправник.
