Сам Платон уже трижды навещал молодую графиню. Каждый раз с надеждой и тревогой он ожидал, что услышит ответ на сделанное предложение, но Вера молчала, вела себя, как ни в чем не бывало, развлекала гостя светской беседой, а вчера неожиданно объявила, что уже совсем здорова и ждёт его сестёр на ужин. Полина с Вероникой, успевшие оценить эффектную внешность соседки, теперь мечтали лишь об одном: затмить графиню Чернышёву своим итальянским великолепием. Они потратили целый день, но желаемого обворожительного результата все-таки добились и сейчас обе нетерпеливо ерзали на сиденьях коляски.
– Платон, долго ещё?.. – капризно протянула Полина.
– Сейчас будет поворот, и ты увидишь крышу главного дома, – пообещал ей брат, и действительно, скоро коляска свернула к выезду из леса, и из-за деревьев показался большой круглый купол.
– Боже, как в Риме! – схватив сестру за плечо, завопила Полина, и Вероника согласно закивала.
– Точно, а я и не подозревал об этом, – поддакнул Платон, – ты права, очень похоже на итальянские дворцы.
Миновав лес, коляска покатила в долину, и восхищенные гостьи увидели весь ансамбль с распростёртой вокруг двора колоннадой. Полина даже вскочила:
– Я же сказала, что как в Риме! Посмотрите, это чем-то похоже на собор Святого Петра.
– Да, – согласилась с ней сестра, – только у нас колоннада круглая, а здесь – подковой, и, конечно же, всё очень маленькое. Разве можно сравнивать?!
– Ну и пусть! Все равно похоже на Рим, – упёрлась Полина. – Я уже сейчас люблю графиню Веру за то, что она живёт в таком доме.
Под восхищенные «ахи» Платоновых сестриц коляска спустилась с косогора и теперь катила по двору, гостьи разглядывали цветники и уже зазеленевший газон, когда Полина вдруг обратила внимание на появившихся в дверях флигеля людей:
– Вон графиня, с нею – Марфа. А кто этот мужчина?
– Её сосед Бунич, – отозвался Платон.
Его настроение испортилось окончательно. Сестрицы уже насплетничали ему о письме, переданном Вере через доктора. Бунич оказался соперником Платона – пусть и не слишком молодым, но благородным и добрым человеком. Вот и выходило, что видеть милейшего Льва Давыдовича на ужине в доме той, кого он надеялся назвать своей женой, князю Горчакову хотелось менее всего на свете.
Коляска остановилась, раздались приветствия и взаимные комплементы. Вера с изысканными повадками «столичной дамы», так бесившими теперь Платона, представила гостям своего соседа.
Пришлось Горчакову пожать сопернику руку.
– Очень рад, – произнёс он, улыбаясь, хоть это была самая циничная ложь.
Ревнивый взгляд князя уже отметил, что Бунич сохранил приятную наружность, а уж обаяния тому было явно не занимать. Поздоровавшись с Горчаковым, Лев Давыдович тут же обратил своё внимание на его сестёр. Он сыпал изящными остротами и тонкими комплиментами, и ко второй перемене блюд юные графини и даже чопорная английская гувернантка с восторгом внимали речам Бунича. Из всех женщин невозмутимой осталась только Вера, да Марфа хоть и улыбалась шуткам соседа, но как-то не слишком весело.
– Позвольте мне на правах друга детства вашей матушки сказать, что её замечательная красота вновь расцвела в дочерях, – став вдруг очень серьёзным, заявил Бунич, – княгиня Екатерина была первой красавицей в нашей губернии.
Глаза его сверкнули, и Платон вдруг с изумлением заметил, как взгляд соперника скользнул по лицу его сестры, Вероники. Сведенные брови на какой-то миг сделали Бунича суровым, но тот сразу же заулыбался, а потом и вовсе перевёл разговор: стал полушутливо хвастаться восстановленным после войны домом. Платон его уже не слушал, а пристально наблюдал за взглядами весельчака-соседа. Картина получалась странной: Бунич глядел лишь на хозяйку дома или на Веронику.
«Боже милосердный, да это просто мистика! Они похожи, даже имена у них одинаковые, ведь сестру тоже крестили Верой», – вдруг догадался Платон, уловив то, что заметил соперник. Но кто же из двух девушек интересует душку-солевара? Горчаков вдруг осознал, что готов костьми лечь, чтобы Бунич никогда не получил ни ту ни другую. Вспомнились брошенные как-то ненароком слова попадьи о юном «Левочке», влюбленном в «милую Катеньку», и Горчакова передёрнуло от отвращения: в нынешних ухаживаниях соседа сквозило что-то противоестественное. В душе Платона разгоралось бешенство. Хватит! Он и так дал этому ловеласу слишком много времени, позволил захватить всеобщее внимание, пора вмешаться в разговор!
– Как дела на вашей шахте, Вера Александровна? – начал он. – Помощь не требуется? Я бы с радостью…
Хозяйка предсказуемо отказалась:
– Благодарю, но мы с Марфой пока справляемся. Через три-четыре дня новый обоз соберём и в Смоленск отправим.
– Пожалуйста, не ездите больше сами, пошлите кого-нибудь, – попросил Платон.
– Мне некого послать. Марфа целыми днями занята на работах: сейчас сев, она не может уехать. Теперь солью занимаюсь я одна, так что и продавать сама поеду.
Сразу же вмешался Бунич:
– Я свою соль повезу на ярмарку недели через три, могу захватить и ваш товар. Зачем самой-то утруждаться, драгоценнейшая?
– Благодарю. Но я уже наладила определенные связи и не хотела бы перепоручать свои дела другим, – отказалась Вера, и жесткие нотки в её голосе подсказали обоим претендентам, что разговор на эту тему окончен.
Горчаков гадал, действительно ли Бунич сделал в письме предложение, или послание касалось каких-нибудь дел. Лев Давыдович глядел на Веру нежно и заискивающе, а она была с ним любезна, но не более того. И это вселяло надежду.
«Может, Вера отказала Буничу?.. Скорее всего, пока нет, иначе солевар не позволял бы себе таких нежных взглядов, а держался бы скромнее, – рассуждал Платон. – Неужели Вера сейчас выбирает между мной и Буничем?» Ощущение оказалось на редкость мерзким.
Впрочем, пока было очевидно, что Платон сопернику проигрывает. Бунич привык быть «душою общества». Вот и сейчас он захватил общее внимание: трещал без умолку, острил, что-то изображал в лицах. Как такое вообще может хоть кому-то нравиться? Однако на лицах женщин читалось прямо противоположное мнение. Их Бунич просто восхищал.
Лишь изредка вставляя фразы в общий разговор, Платон еле досидел до конца ужина. Когда гости вслед за Верой наконец-то поднялись из-за стола, он откровенно порадовался: этот неудачный визит скоро закончится, и он увезёт сестёр домой. Однако вездесущая Полина спутала все планы брата – она, как банный лист, пристала к хозяйке:
– Вера Александровна, а можно посмотреть ваш дом?
Радушная хозяйка не могла отказать и, само собой разумеется, пригласила всю компанию:
– Конечно, пойдёмте! Там ещё много работы, но главное уже проступило.
Вера накинула на плечи шаль и пошла к дверям, гостьи поспешили за ней. Платон и Бунич замыкали шествие. В тёплом мареве обнявших Солиту весенних сумерек грациозная фигурка хозяйки имения казалась видением из волшебной сказки.
