Бежать! Вера схватила фонарь – так свет останется вместе с ней – и ринулась вперёд. Она не разбирала дороги, не понимала, куда неслась. Она вскинула фонарь над головой, лишь бы остаться в спасительном конусе света, а шаги за её спиной всё приближались, нагоняли, и она уже слышала тяжкое дыхание врага. Скорее! Ещё чуть-чуть… Вон замаячила камера с лестницей! Свеча в её фонаре мигнула, и Вера с ужасом поняла, что та гаснет. Победный рёв возвестил, что враг тоже увидел это. Кто быстрее? Вера влетела в камеру и уже поставила ногу на первую ступеньку лестницы, когда свеча погасла.
«Конец! Это – смерть», – пронеслась последняя мысль, и огромная неподъемная туша рухнула на плечи Веры.
Нет!.. Никакого зверя нет! Это – всего лишь сон… Вера уговаривала себя как могла, но пока это получалось плохо. Она свернулась клубочком, накрылась одеялом с головой и старалась унять дрожь. Неужели в её жизнь снова вернулись кошмары? И ночь опять станет невыносимой? А ведь Вера уже считала, что они ушли навсегда. Теперь в её снах царил Платон. Она так понимала его тоску и отчаяние, знала, как он убивается из-за их глупой ссоры, а самое главное, Вера теперь не сомневалась в любви мужа. В её снах он сам признался в этом:
– Я так люблю тебя, что уже и не знаю, как стану жить, если ты не ответишь мне взаимностью, – каждую ночь повторял ей Платон, и Вера просыпалась счастливой.
Наяву мужа рядом не было, но она верила, что он обязательно вернётся, а потом… Что же случится «потом», Вера не представляла, но главное она знала точно: сама наломала дров – самой и разгребать. Она давно поняла, что муж сказал ей правду. Надо было поблагодарить Платона, ведь тот объяснил, почему герой её девичьих грез отверг Верину любовь. Да и было ли это любовью? Скорее восхищением, преклонением перед талантом, но не более…
Солнечное утро заглянуло в окно спальни, пробежалось косыми лучами сначала по квадратам паркета, проползло по лаврам и розам и обюссонского ковра и скользнуло по подушкам, а следом за солнцем на постель забрался Верин лопоухий любимец. В отличие от солнца он церемониться не собирался и потянул одеяло зубами.
– Фу, Ричи, фу! – крикнула Вера и улыбнулась, уж больно комично выглядел щенок.
За прошедшие три месяца он заметно вырос, особенно вытянулись его лапы, теперь они казались непропорционально длинными. Ричи был нескладным, смешным и очень милым, но самое главное – он просто у неё был. Вера с нежностью погладила лобастую голову своего свадебного подарка, а теперь и тонкой ниточки, соединявшей её с мужем. Они с Платоном обязательно помирятся, ведь судьба уже послала им общее сокровище – их ребёнка.
Малыш! Мысли о нём грели Верину душу. Вот бы он родился мальчиком! Тогда бы она назвала его в честь деда, и рос бы у неё маленький Сашенька и любил бы мать так же, как она любит его. Теперь Вера была готова работать за десятерых, ведь кроме матери и сестёр она добывала бы средства и для своего сына.
«А может, и не нужно так рваться в работе? Платона, наверно, обрадует просто жена и мать его сына», – подсказал ей внутренний голос.
Пусть так, но прежде им нужно всё уладить. Слишком уж грубо повела себя Вера. Хотя и Платон хорош: не поехал за ней, не подал ни одного знака, что готов простить. Муж любил её только во сне, а наяву даже не соизволил написать. Князь Горчаков переписывался лишь с уездным исправником. При этом Щеглов не сомневался, что Платон пишет и жене, а Вера не могла заставить себя признаться в обратном. Кроме исправника в доме имелись ещё и две золовки, вот и приходилось княгине Горчаковой вертеться, как ужу на сковородке, чтобы сохранить перед окружающими видимость семейного благополучия. Это с каждым днём становилось всё сложнее, и жизнь Веры стала напоминать ей самой настоящий цирк, где она была то канатоходцем, то фокусником.
Впрочем, ей грех было жаловаться. Щеглов помог вернуться в Хвастовичи: молча, не рассуждая, просто привез Веру из Смоленска прямиком в дом мужа. Да и члены её новой семьи повели себя очень деликатно. Таким же оказался и управляющий Татаринов. Он взял за правило встречаться с хозяйкой по утрам и обсуждать с ней предстоящие на день работы. Оценив удобство таких отношений, Вера попросила и Марфу тоже приезжать к завтраку. Ту уговаривать не пришлось: за возможность лишний раз поглядеть на поселившегося в Хвастовичах Щеглова Марфа была готова на всё.
Вспомнив о своих управляющих, Вера заторопилась. Она позвала собаку и поспешила в столовую. Марфа и Татаринов сидели за столом – обсуждали виды на урожай в каждом из имений. Стоящие перед ними пустые чашки красноречиво говорили, что ждут они уже давно, а теперь теряют драгоценное утреннее время.
– Простите за опоздание, – извинилась Вера и, получив от обоих заверения, что они ничуть не заждались, сразу же перешла к делу: – Я понимаю, что началась жатва и что у вас обоих каждый человек на счету, но мы вышли на боковой штрек, где пласты оказались очень рыхлыми. Соль осыпается от легчайших ударов целыми слоями, и добыча сразу выросла вдвое. Теперь у меня не хватает людей: на шахте – для подъема и погрузки, а на мельнице – для фасовки. Помогайте!
Как и ожидалось, выражение лиц у обоих управляющих стало одинаково кислым. Они переглянулись, и Татаринов высказался за двоих:
– Мы с Марфой Васильевной обсуждали, что вот-вот пойдут дожди. Их уже три недели не было, жарища несусветная – обязательно грозы будут. Прибьёт ниву к земле, половину урожая потеряем. Сейчас, наоборот, нужно полю помогать.
– Да уж, не дай бог дождей, – поддакнула Марфа и потупилась, – сейчас бы мужиков с мельницы и шахты на уборку отправить.
Вера задумалась. Добыча соли шла всё лучше, продажи тоже радовали: Горбунов оказался надёжным покупателем, и Вера уже передала матери больше десяти тысяч серебром. Остановка работ грозила только тем, что откупщик не получит очередную недельную поставку, но, если учесть, что в последнем обозе груженых телег оказалось вдвое больше, чем неделей ранее, Вера могла позволить себе небольшую передышку.
– Сколько дней до конца жатвы? – спросила она.
– В Хвастовичах за неделю управимся, – с гордостью доложил Татаринов.
– В Солите с теми силами, что есть сейчас, – дней пятнадцать, – сообщила Марфа, – но если вы мне подмогу дадите, то я раньше справлюсь.
– Если я всех тебе отдам, сколько нужно дней?
– Всех?! – изумилась Марфа и тут же расцвела улыбкой. – Тогда и я за неделю справлюсь, ну, может, ещё денёк прихвачу.
– Бери, – решила Вера.
– А можно мне зерно на молотилку в Хвастовичи возить? – мгновенно осмелела Марфа.
– Дадите водички попить, а то очень кушать хочется? – лукаво переспросила её княгиня и обратилась к Татаринову: – Ну как, Гаврила Миронович, пустите женщин в своё образцовое хозяйство?
По лицу управляющего стало заметно, что делать ему это никак не хочется, но, посмотрев в умоляющие глаза Марфы, он сдался:
– Куда же я денусь, ваша светлость…
Вера засмеялась и поднялась из-за стола. Она прикинула, что, если сегодня выбрать как можно больше соли и переправить её на мельницу, где потом постепенно смолоть, вполне можно закрыть шахту до окончания жатвы. Объявив своим управляющим, что ждёт их вечером по окончании работ, Вера отправилась на конюшню за Ночкой.
