Беседа друзей долетала до Лизы, как сквозь вату:
– В антракте мы можем сходить за кулисы и познакомиться с сеньорой Молибрани, – тоном человека, дарящего другим неслыханное счастье, сообщил лорд Джон. – Ну что, пойдём?
– Да, пожалуйста, пойдёмте! – взмолилась Генриетта.
– Вы обе можете пойти с Джоном, если, конечно, захотите, – откликнулся герцог.
– Как можно не хотеть познакомиться с великой Молибрани? – пожал плечами Джон. Подобная мысль его явно оскорбляла.
Все смолкли, как будто чего-то ждали. Может, Лиза что-то пропустила?
Долли легонько подтолкнула её и сказала по-русски:
– Лиза, не обижай моего деверя, пойди с ними…
Вот так-то предаваться мечтам! Попадёшь в дурацкое положение. Чувствуя, что предательски краснеет, Лиза с готовностью подтвердила:
– Конечно, я с удовольствием…
Поняв, что ответила сестре по-русски, для остальных она перевела свой ответ на английский. Под пристальными взглядами Лизины щёки запылали, как два краснобоких яблока, но, на её счастье, загремели аплодисменты, и все повернулись к королевской ложе. Туда в сопровождении двух немолодых дам и седого офицера в красном мундире вошла высокая русоволосая девушка в простом белом платье. На ней не было никаких украшений, лишь гирлянда роз перевивала локоны в прическе. Но украшений и не требовалось. Такая красота в них не нуждалась! Зал захлебнулся овациями. Кто-то закричал:
– Да здравствует принцесса Шарлотта!
– Да здравствует наша гордость! – донеслось с другой стороны.
С верхних ярусов вторили:
– Да здравствует надежда Британии!
Принцесса Уэльская, подойдя к краю ложи, с улыбкой покивала восторженной толпе, а потом села в кресло. Как дирижер, она подняла обе руки и плавно опустила их. Рукоплескания и крики послушно смолкли.
«Похоже, что ей это очень нравится, вон ведь как глаза сияют, и улыбка победная», – догадалась Лиза.
Точно к такому же выводу пришла и женщина, сидевшая в ложе бельэтажа.
Ничего себе задачка! Орлова вздохнула – последняя надежда, что поездка в Англию окажется хоть сколько-нибудь приятной, растаяла, как прошлогодний снег, – тут уже никакой театр не поможет.
Глава шестая. Кассандра Молибрани
Сияя, будто фокусник, пообещавший зрителям приятнейший из сюрпризов, лорд Джон с ловкостью завсегдатая вёл своих спутниц по коридорам театра. Поплутав так, что Лиза уже забыла, с какой стороны остался зрительный зал, провожатый подвёл барышень к высокой белой двери и постучал. Изумительной красоты тёплый голос, недавно звучавший со сцены, пригласил гостей войти. Джон открыл дверь и пропустил своих спутниц вперёд. В большой комнате с белыми шёлковыми гардинами и золочёной резной мебелью было светло, как днем. Пламя свечей двоилось в зеркалах. У туалетного столика сидела женщина в костюме рыцаря и тонкой кисточкой поправляла грим. Чуть сбоку, у стола, расправляла перья на бутафорском шлеме молодая девушка, скорее всего, ровесница Лизы. Яркая и привлекательная брюнетка, барышня всё же казалась странной. На её нарядном розовом платье переливался лиловыми огнями огромный аметист, украшавший крышку массивного, размером с ладонь, золотого медальона. Цепь его была толщиной чуть ли не с мизинец, и на кружевных оборках и розовом шёлке это смотрелось неуместно. Такое украшение при всей его красоте и явной ценности больше подошло бы крупной зрелой матроне, чем юной и тоненькой, как тростинка, барышне.
Старшая дама вслед за барышней повернулась к вошедшим. Не было никаких сомнений, что рядом с примадонной стоит её дочь. Яркая красота старшей оттеняла расцветающее очарование младшей. Пышные иссиня-чёрные кудри, чуть смугловатая, без румянца кожа и ярко-красные губы обеих женщин были совершенно одинаковы, но вот глаза оказались разными: у матери – чёрными, как тёплая южная ночь, а золотисто-карие глаза дочери цветом напоминали янтарь.
– А, Джон! Заходите и приглашайте к нам своих дам, – с улыбкой позвала примадонна. – С моей дочерью Кассандрой вы уже знакомы, так что окажите любезность – представьте нам этих милых барышень.
От столь тёплого приёма Джон расцвел, заулыбался и с готовностью исполнил желание хозяйки:
– Сеньора, позвольте представить вам моих родственниц: княжну Элизабет Черкасскую и герцогиню Генриетту де Гримон.
Даже голос его звучал здесь по-другому: в гримёрной примадонны Джон держался свободней и раскованней, чем дома.
– Очень рада знакомству, – любезно отозвалась сеньора Джудитта. Она пожала девушкам руки и повернулась к дочери. – Кассандра, познакомься с сеньоритами.
Девушка в розовом вышла вперёд и сначала пожала руку Генриетте, а потом повернулась к Лизе. Она шагнула навстречу княжне, но не дошла, а вдруг, побледнев, застыла. По Лизиной спине прополз холодок, а по всему телу побежали мурашки. Дочка хозяйки тоже казалась ошеломлённой, но, поймав вопросительный взгляд матери, она всё-таки сделала последний шаг и протянула Лизе руку.
– Я очень рада, – сказала Кассандра.
Но Лиза не смогла ответить. Пожав протянутую ладонь, она оцепенела: странные холодные искры проскочили меж соединившихся в рукопожатии пальцев. Кассандра отдёрнула свою руку и, став так, чтобы загородить княжну от остальных, наклонилась к её уху и шепнула:
– Нам нужно поговорить наедине.
– Хорошо, – кивнула изумлённая Лиза.
Кассандра отступила и обернулась к матери, ожидая, что же та скажет. Но примадонну уже отвлекли: её вниманием завладела Генриетта.
– Сеньора, я сама пою, поэтому понимаю, что ваш дар – это непревзойдённая вершина! – изливала она свой восторг. – Никто и никогда не будет петь так, как вы.
– Голос всегда дается от Бога, – заметила певица и любезно предложила: – Может, вы споёте что-нибудь для нас? То, что любите…
– Я пою Моцарта, а особенно люблю «Волшебную флейту». Вы и впрямь согласны меня слушать? – Генриетта, казалось, не верила своему счастью.
– Конечно, это тем более интересно, что ваш голос выше, чем у меня. Раз вам нравится «Царица ночи», у вас должно быть драматическое сопрано. – Примадонна кивнула на маленькое кабинетное фортепиано в углу комнаты. – Вы сможете аккомпанировать себе сами?
– Да, конечно…
Девушка откинула крышку и пробежала пальцами по клавишам. Звук у инструмента оказался верный и сильный. Генриетта взяла первые аккорды, а потом запела. Её голос взлетел и, казалось, заполнил всю комнату. Он звенел в верхней октаве, а вниз стекал жидким серебром. В голосе не было ни малейшего напряжения, ни фальши, и, хотя Лиза уже слышала пение Генриетты, столь совершенным оно было впервые.
«Это из-за синьоры Молибрани», – догадалась Лиза.
Ария подошла к концу. Генриетта взяла последнюю ноту и смолкла. Примадонна вскочила с кресла и, восторженно причитая по-испански, кинулась к юной певице, обняла её, а потом перешла на английский:
