– О, моё дитя, у вас замечательный талант, вы должны петь на сцене!
– Жаль, но герцогине этого точно не позволят – подсказал из своего угла лорд Джон, – её тётя не хочет об этом даже слышать.
– Да, это правда, – вздохнув, подтвердила Генриетта, – мне недавно вернули наследственный титул семьи, теперь я должна восстановить свои права на имущество отца и стать обычной аристократкой, которым не место в театре.
– Вы даже не представляете, кто на самом деле поёт на сцене, – возразила Молибрани, и лукавая улыбка сделала её совсем молодой. Теперь Кассандра скорее походила на её сестру, чем на дочь. – Но в любом случае вам нужно учиться. Сценическая постановка голоса – дело не одного дня. Я уже начала давать уроки лорду Джону. Если хотите, приезжайте вместе с ним, я буду заниматься с вами обоими.
В дверь деликатно постучали, и в комнату заглянул дирижёр.
– Мэм, я иду в оркестр, ваш выход ровно через семь минут, – серьёзно сказал он, неодобрительно глянув на посторонних, отвлекающих великую певицу пустыми разговорами.
Дверь за дирижёром захлопнулась. Поднялись и гости. Генриетта рассыпалась в благодарностях и пообещала примадонне завтра же приехать на первый урок. Джон тоже благодарил примадонну. Вот-вот должны были прозвучать слова прощания, когда кто-то прошептал Лизе на ухо:
– Приходите вместе со своими друзьями. Это очень важно. – Кассандра Молибрани умоляюще заглядывала ей в глаза.
– Хорошо, – так же тихо отозвалась Лиза и, попрощавшись с примадонной, вышла из гримерной.
Отчего её так пугала новая встреча с Кассандрой? Что в этой девушке было не так?.. Лиза не понимала. Так и не собравшись с мыслями, финал оперы она прослушала, будто во сне.
Опера близилась к финалу. Это был настоящий триумф! Джудитта Молибрани оказалась истинным совершенством. Даже если бы она просто стояла у края сцены и только пела, публика была бы счастлива, но примадонна играла! Малейшие оттенки чувств отражались на её подвижном лице, и никто в Ковент-Гарден уже не задавался больше вопросом, почему мужчину изображает женщина. Все, затаив дыхание, следили за страданиями рыцаря из древних Сиракуз. Зал внимал великой певице, и лишь хрупкая русская фрейлина глядела совсем в другую сторону.
«Шарлотта очень чувствительна, на её глаза постоянно набегают слёзы. Что бы это могло значить? Доброе, сентиментальное сердце или экзальтация? Как говорится, признаки одни, да причины разные», – рассуждала Орлова.
На душе у фрейлины лежал тяжкий камень. Спроси кто-нибудь сейчас мнение Агаты Андреевны, то она сказала бы, что от такой невесты любому разумному мужчине стоит держаться подальше. Так, на всякий случай, уж больно много сомнений возникало вокруг её персоны. Да только нынешний случай был отнюдь не «всяким». Как там сказала императрица-мать? Посадить родных братьев на престолы России и Англии? Да, заманчивая перспектива…
«Впрочем, Мария Фёдоровна, как видно, неточно выразилась. Николай станет лишь принцем-консортом, а это совсем не то же самое, что его брат-император… Брат… – Орлову вдруг кинуло в жар… – Господи, да как же всё оказывается просто! Государыня сказала именно то, что хотела. Брак её старшего сына – императора Александра, давным-давно обречён, его уже много лет не видели в спальне законной супруги, а его дети от фаворитки – не в счёт. Со вторым братом – цесаревичем, великим князем Константином – ещё хлеще. От того жена просто сбежала и в Россию возвращаться не хотела ни за какие коврижки. Там тоже законного наследника нет и уже не предвидится. Получается, что Николай Павлович – единственная надежда семьи. Ему придётся царствовать самому, а значит, вдовствующая императрица готовит брачный союз, который соединит две главные державы Европы. Теперь, когда Франция повержена, супружеская чета, правящая и в Англии, и в России, через общих детей-наследников, станет властвовать миром.
Тогда остаётся один-единственный вопрос: сможет ли Шарлотта иметь здоровых детей? Всё остальное уже будет неважно», – признала Агата Андреевна. Она вглядывалась в лицо принцессы Уэльской. Та вела себя с простотой непоседливого ребенка: то откидывалась в кресле, то опиралась на локти, то чуть ли не свешивалась через барьер ложи. Большие, в пол-лица, голубые глаза её то скользили взглядом по сцене, то закатывались, то застывали. Тогда в разговоре Мария Фёдоровна обмолвилась об отсутствии у Шарлотты воспитания. Возможно, что её поведение – следствие сего прискорбного пробела. Однако надо быть справедливой и не винить в отсутствии хороших манер девушку, насильно разлученную с матерью ещё в младенческом возрасте.
Но с другой стороны, не в пустыне же она росла, вокруг были бонны, гувернантки, фрейлины, наконец. Разве никто не старался повлиять на принцессу? Так почему же не вышло? Может, дело не в воспитании, а всё гораздо хуже, и даёт себя знать семейный недуг британской династии?
Миссия, порученная императрицей, показалась Агате Андреевне неподъёмной ношей. Какой совет она могла дать? Отказаться от этой затеи, пока в царской семье не появились дети, носящие в себе зерно неизлечимой болезни? Не хотеть слишком много?
«Может, рискнуть и написать прямо сегодня? Ведь первый взгляд всегда бывает правильным, это потом сомнения начинают размывать картину», – колебалась Орлова. Впрочем, она уже знала, что не напишет. Вдовствующая императрица явно не поймёт такой спешки. Та ведь дала понять, что знает о сложностях характера принцессы Уэльской, да и Долли Ливен, раз она имела на Шарлотту влияние, без сомнения, выяснила всю подноготную девушки и в подробностях отписала государыне.
Значит, Мария Фёдоровна всё знала, но тем не менее отправила Орлову «присмотреться» к завидной невесте. Нет, единственно возможным вариантом оставалось не спешить, а пристально (насколько это только возможно для частного лица) понаблюдать за принцессой. Слишком уж заманчивая перспектива открылась перед вдовствующей императрицей. А кто же добровольно откажется от возможности получить всё и сразу?
Глава седьмая. Саломея Печерская
«Если ловко состряпать интригу, можно получить всё и сразу, – размышляла Саломея Печерская. – Сколько можно болтаться ни там, ни здесь?! Кое-что уже нажито, руки развязаны. Можно рискнуть и захватить остальное».
Дождь за окном навевал тоску, размывая и волю, и упорство, и желанье бороться. Осень в Пересветове – большом и богатом имении в Ярославской губернии – всегда казалась Саломее самым отвратительным временем года. Даже морозная зима была лучше. Графиня, уже более двадцати лет безвыездно проживавшая в «этой дыре», честно старалась находить красоту в местной природе, но себя не переделаешь, а сердце Саломеи навсегда осталось в горном ущелье, на берегу бурной речки рядом с родительским домом. Буковые леса, зелень лугов и суровые тёмные горы с блистающими ледниками вершин, вот он – идеал красоты! А здесь что? Холод и серятина: плоские бескрайние равнины, сонные мутные реки, еловые леса с жидкой белизной редких берёз. В этой природе не было ни силы, ни мощи. Здесь и люди были такими же – пресными и скучными, ну а про мужчин и говорить нечего – сплошь и рядом никчёмные!
