– Останешься в ставке, – категорично приказал Черкасский, и это более не обсуждалось.
Утром семнадцатого июня полков Блюхера всё ещё не было, зато местные крестьяне видели французскую конницу, гнавшую отступавших пруссаков. Алексей взвесил все существующие расклады и сказал Печерскому:
– Маршал Груши имеет славу человека разумного и осторожного, и, по данным разведки, в его войсках много новобранцев. Я думаю, что он не станет слишком давить, а вот Блюхер, спасая своё имя от позора, будет действовать решительно – он должен прийти на помощь Веллингтону. В крайнем случае мы увидим обоих – и Груши, и Блюхера. Ставлю на то, что пруссак придёт первым.
– Спорить не буду, потому что полностью согласен, – улыбнулся Печерский. – Как будем действовать в завтрашней битве?
– Твоё место – рядом со мной. Это – приказ! Всё остальное будем решать по мере того, как станут разворачиваться боевые действия, – распорядился Черкасский.
Михаил его очень беспокоил. Молодой друг был храбр и благороден, ну и, конечно же, рвался в бой. Но этого нельзя было допустить.
– Мишель! На всякий случай повторяю тебе ещё раз, что русские войска в этой битве не участвуют, – повысил голос Алексей и, услышав досадливое хмыканье Печерского, успокоился – похоже, что друг смирился и не станет нарушать приказы.
На рассвете следующего дня англо-голландские полки замерли в парадном строю у маленькой бельгийской деревушки Ватерлоо. Но французы так и не появились. Мелкий нудный дождик всё лил и лил, и по мере того как промокали ярко-красные и синие мундиры, всё сильнее размывался воинственный дух армии. К вечеру стало ясно, что сегодня боя уже не будет, но, как только Веллингтон дал сигнал отбоя, из-за леса показались французы.
– Сколько их, как ты думаешь? – тихо спросил Михаил, стоя за спиной Черкасского. – Хотя бы навскидку.
– Пока не очень много, чуть больше, чем у Веллингтона, но англичане сидят в обороне, это всегда легче, чем наступать, – отозвался Алексей и напомнил: – В любом случае бой будет только завтра. Пойдем спать, утро вечера мудренее, как говаривала моя бабушка.
Друзья прошли к своей палатке, поставленной рядом с шатром герцога Веллингтона, и устроились на охапках сена, застеленных попонами. Алексей, уже повидавший немало сражений, уснул мгновенно, но его молодой товарищ так и не смог заснуть. Мысли Михаила привычно вернулись к самому дорогому – его исчезнувшей любви. Эти постоянные размышления стали теперь самыми тёплыми мгновениями в кочевой жизни графа Печерского. Вот и сейчас – он закрыл глаза, и из мягкой темноты всплыло юное личико в ореоле светлых волос и изумительные глаза цвета бренди.
«Господи, дай мне шанс снова встретиться с ней, верни мне любовь», – попросил Михаил. Он вновь и вновь вспоминал каждую минуту той единственной ночи, и в его душе цвели тепло и нежность. Наконец сон сморил неугомонного графа, но и во сне он видел яркий наряд и алую полумаску.
…Рассвет восемнадцатого июня армии противников встретили в боевом строю. Но проходил час за часом, а Наполеон не давал приказа на штурм.
– Как ты думаешь, чего он ждёт? – спросил у Черкасского Михаил.
– Дождь лил двое суток, сейчас, конечно, перестал, но земля-то раскисла. Наполеон не сможет ни пушки подогнать поближе к нам, ни конницу пустить. Он надеется, что солнце подсушит землю, да к тому же ожидает подхода корпуса Груши, – объяснил Алексей.
– А Веллингтон ждёт Блюхера, – отозвался Печерский. – Интересно, кто же из этих двоих придёт первым?
Алексей оказался прав: дело было в раскисшей почве. Друзья заметили плотную фигуру императора, вышедшего в поле – тот наклонился к земле, пробуя её рукой. Наконец, уже почти в полдень, Бонапарт отдал приказ наступать на позиции англичан.
По тому, как двигались французские полки, Алексей узнал прежнюю тактику Наполеона. Он поманил к себе друга и сказал:
– Смотри, вот это – его любимый маневр: Бонапарт бросает все свои силы на какой-нибудь фланг и пытается его прорвать, а потом разворачивается и зажимает противника в клещи. Я думаю, что сейчас он пойдёт налево, чтобы исключить возможность соединения англичан с пруссаками.
– Но у Веллингтона прекрасная позиция, если ему хватит выдержки не уйти с неё, Наполеон при штурме положит всех своих людей, – засомневался Печерский.
– Ты не видел его старую гвардию, ходившую в прорыв. Англичанам повезло, что французские ветераны остались лежать в наших сугробах, а новобранцы на это уже не способны, но вот их командир – всё тот же, так что рано ещё списывать французов со счетов, – возразил Алексей. – Теперь судьбу Европы решит то, кто же первым появится из-за этого леса. Блюхер или Груши?
Атаки французов на левый фланг Веллингтона захлебывались одна за другой. Время перевалило за три часа пополудни, и уже казалось, что Наполеон отойдёт на прежние позиции, когда из-за дальнего леса показались конные отряды. Они были так далеко, почти на горизонте, и рассмотреть цвет их формы было невозможно.
– Алексей, отпусти меня им навстречу! Как только я пойму, кто приближается – пруссаки или французы, я тут же поверну назад и поскачу к тебе, – взмолился Печерский.
Стоять в неизвестности, не зная, кто из противоборствующих сторон получает подкрепление, было глупо, и Черкасский скрепя сердце разрешил:
– Скачи – только пока не разберёшь, какого цвета форма. Тогда сразу же поворачивай назад. Кстати, поезжай вдоль леса, а не через поле. Не дай бог, конь ногу сломает в этакой грязи, – сказал Алексей и грустно поглядел вслед мгновенно умчавшемуся Печерскому.
Дурное предчувствие сдавило Черкасскому сердце, он даже захотел крикнуть и остановить друга, но тот был уже далеко. Оставалось лишь положиться на своё и его везение.
Алексей подъехал поближе к Веллингтону. В свите главнокомандующего царило напряженное молчание. Было видно, что очередная атака французов вновь захлебнулась и наполеоновские полки опять отходят на исходные рубежи. Теперь все, затаив дыхание, вглядывались в крохотные фигурки всадников, пересекавших поле. Солнце светило им в спину, и никто так и не смог понять, что летит навстречу союзной армии: победа или поражение? В напряжённом молчании прошло более получаса, когда наконец стало возможным различить цвет формы приближавшихся полков, и Веллингтон сказал то, что уже поняли все, но не решались произнести вслух:
– Блюхер! Он пришёл к нам на помощь!
Это поняли уже и французы. Наполеон изменил тактику и бросил все силы в центр обороны противника, но было уже поздно. Прусские войска ударили в бок французских колонн, а навстречу им пошли в наступление англичане.
– Груши! Где он? – кричал взбешенный Наполеон, но его маршал так и не прибыл на поле битвы.
Через час всё было кончено. Французы в панике бежали, а Веллингтон и поднявшийся на холм Блюхер принимали восторженные поздравления своих офицеров и многочисленных гостей. Алексей принёс поздравления от имени русского императора и быстро спустился с холма в надежде встретить Печерского, так и не вернувшегося из своей разведки. Черкасский объехал весь лагерь и проискал друга до самой темноты – совершенно безрезультатно. На рассвете Алексей возобновил свои поиски, но на поле, откуда уже вынесли раненых и где теперь работали похоронные команды, никого, похожего на русского офицера, не нашлось. Князь объехал все полевые госпитали, там тоже ничего не слышали. Он даже посетил наспех сооружённый лагерь для захваченных в плен французов, лелея надежду, что Печерского как иностранца арестовали по ошибке. Но и там никого не было. Оставалось только ждать, что друг вернётся сам. И вот теперь, четыре дня спустя, надежда увидеть Михаила живым угасала на глазах.
