– Пойдём к тебе! Мальчик дома, не хочу, чтобы он застал тебя в моей спальне, – распорядилась Саломея. – Иди вперёд, я за тобой.
Коста вышел, а она, накинув на плечи большую цветастую шаль, пошла следом. Коста ожидал её в полутёмном флигеле.
– Ну что, хочешь ещё раз купить графиню? – надменно выгнув бровь, осведомилась Саломея.
– Хочу, – кратко ответил абрек.
Эта властная женщина в считанные минуты вновь сделала его своим рабом, но Косте это нравилось. То, что жалкие людишки всегда и везде боялись беспощадного абрека, а она попирала его своими белоснежными ножками, возбуждало стареющего горца, как ничто другое. И сейчас он вновь был готов насыпать этой гордячке полный подол золота, чтобы, как в прошлый раз, овладеть ею со всем пылом молодой страсти.
– Посмотрим, на что ты способен, – заявила Саломея и, сняв с плеч шаль, бросила её на пол.
Она скинула туфли и стала на середину шали, широко расставив ноги.
– Кидай золото прямо на шаль, за каждую горсть я буду приподнимать юбку, – велела она.
Коста молча запрыгнул на стол, откинул люк в потолке и снял тот же сундук, что и в прошлый раз. Он открыл крышку и взял горсть монет. Посмотрев в лицо Саломеи, горец безошибочно понял, что женщина уже распалилась от предвкушения, это подстегнуло и его самого. Абрек молча бросил горсть монет на пёстрые цветы кашемировой шали. Саломея приподняла юбку на ладонь от пола и замерла, выжидающе глядя на Косту. Он захватил ещё горсть золота, бросил монеты к ногам женщины и увидел, как голубой атлас поднялся ещё на одну ладонь. Коста уже горел, но графиня, открыто насмехаясь, молча стояла с чуть приподнятой юбкой. Она обнажила лишь щиколотки, обтянутые белыми чулками.
– Кидай золото, если хочешь увидеть, а тем более попробовать остальное, – фыркнула она. – Разбойник с большой дороги должен хорошо заплатить за право поласкать такую, как я.
Коста уже без счёта кидал золотые червонцы к ногам этой роскошной суки, а, она, обнажив колени, поднимала юбку всё выше и выше. Белая кожа над краем шёлковых чулок, открывшаяся его взгляду, лишила абрека последнего самообладания. Он рухнул на колени среди рассыпавшихся золотых монет и припал губами к гладким бёдрам. Ни с чем не сравнимый пряный запах лишал Косту разума, желание стало таким острым, что горец застонал.
– Я разрешаю тебе прикоснуться ко мне там, – капризно протянула Саломея, – ласкай меня, абрек.
Коста стал целовать лоно своей владычицы.
– Так хорошо? – спрашивал он.
Саломея капризничала, требуя от него всё новых ласк. Наконец она задрожала и зарычала низким рыком сытой тигрицы. А Коста подхватил свою хозяйку и, уложив её на край стола, вошёл в горячее и влажное тело. Абрек вонзался в жаркую, трепещущую глубину и снова чувствовал себя молодым и сильным – горным орлом, снежным барсом! Он и зарычал, как барс, рухнув на грудь Саломеи…
Любовник всё ещё тяжело дышал, вонзаясь в неё, а Саломея уже думала, сколько же денег она раздобыла на этот раз. Какая это оказалась замечательная игра! Наконец Коста, зарычав, рухнул на грудь Саломеи, и она сразу зашевелилась, давая понять, что нечего разлёживаться. Абрек послушно поднялся и с обожанием уставился на свою повелительницу.
– Вано дома! Вдруг он начнёт меня искать? Не будем рисковать… Завяжи шаль в узел, да я пойду, – распорядилась графиня.
– Хорошо, как скажешь, – согласился её любовник и, став на колени, принялся сгребать рассыпавшееся золото в кучу.
Саломея бросила взгляд на сундук, монет там оставалось не меньше трети.
«Это заберу в следующий раз», – подумала она и ей стало весело. Что, интересно, Коста будет делать, когда у него закончатся деньги? Придётся ему опять ехать в лес и разбойничать. Никто для него ничего бесплатно делать не будет.
Графиня заулыбалась своим мыслям, а Коста, подбиравший деньги, решил, что её улыбка предназначена ему. Глядя на это гордое лицо, ставшее от нежной улыбки таким прекрасным и родным, Коста вдруг понял, что совсем пропал.
– Ты скоро?.. – капризно протянула Саломея.
– Вот, бери, – заторопился абрек, протянув своей повелительнице тяжёлый узел. – Донесёшь сама, или тебе помочь?
– Донесу! Своя ноша не тянет, – отшутилась графиня и, взяв концы шали в руки, отправилась к выходу из флигеля.
Коста подошёл к окну и, пока любовница не скрылась за дверью большого дома, провожал взглядом плавно качающиеся под голубым атласом бедра. Потом абрек рухнул в постель и закрыл глаза. Коста был счастлив, как никогда в жизни. Он любил, хотя абреки и не имели на это права… А он имел, потому что для него любовь была важнее самой жизни!.. Он просто жить не мог без своей Саломеи!..
Саломея прошла в свою спальню и бросила тяжёлый узел на пол у туалетного столика. Она предвкушала, как сейчас опять расставит червонцы в столбики, потом выровняет их и только тогда начнёт считать. Это наслаждение было не менее острым, чем то, что графиня испытала во флигеле, поэтому она и не спешила – растягивала удовольствие!
Саломея развязала концы шали и, аккуратно переложив монеты на вощёную столешницу, принялась складывать столбики по десять золотых в каждой. Потом она сдвигала столбики в ряды и только, выстроив драгоценную крепость, наконец-то начала считать деньги. Их оказалось чуть меньше семидесяти тысяч. Пожалев, что до ровного счёта не хватает около трёхсот рублей, графиня вспомнила о кольце Печерских. Достав печатку из ящика, Саломея положила кольцо поверх первого монетного столбика.
«Ну, вот – так будет ровно семьдесят тысяч. Ещё пятнадцать осталось с прошлого раза. Так что всего – восемьдесят пять тысяч, – прикинула Саломея. – На жизнь в Петербурге и новые наряды хватит. Ещё и останется».
Резкий стук в дверь прервал её размышления. С ужасом поняв, что не заперлась на ключ, Саломея вскочила и закричала: «Нельзя», но было уже поздно. Дверь распахнулась и в комнату вошёл Вано.
– Матушка, я подумал и принял решение, – сообщил он с порога. – Я наследник отца и не собираюсь дожидаться, пока Михаил соизволит вернуться в Петербург. Я выезжаю в столицу немедленно и буду там жить в доме Печерских. Когда брат объявится, мы сами разберёмся, что кому завещано. Я всегда брал верх над Михаилом в детстве, справлюсь с ним и теперь. Я не позволю себя обделить!
– Хорошо, дорогой, – выпалила мать. Мгновенно придумав, что скажет, она продолжила уже спокойнее: – Мы сможем выехать завтра. Вот я и деньги уже приготовила, сама хотела предложить тебе отправиться в Петербург и там ждать твоего брата.
– Деньги – это хорошо… – протянул Вано, подходя к туалетному столику, уставленному золотом, – но вы меня не поняли. Я поеду один. Именно я – наследник отца, вам он уж точно ничего не оставил, раз за двадцать лет ни разу не захотел с вами встретиться. Я сам разберусь со своим наследством. Я – граф Печерский, и никто не посмеет встать на моём пути.
Не глядя на остолбеневшую мать, Вано надел на палец перстень с гербом, полюбовался своей рукой и принялся рассовывать по карманам столбики червонцев, так любовно собранные Саломеей. Полностью забив карманы, Вано с сожалением посмотрел на оставшееся золото, но, сделав над собой усилие, гордо сказал:
