– Барин, нашему батюшке уже доложили о вашем приезде. Он очень просит вас подойти в трапезную. Только барыню с собой не берите – там косой Архип помирает, тяжко на такое смотреть, – выпалил парнишка, поклонился Михаилу и побежал обратно.
– Как быстро, однако же, разносятся вести! Что, впрочем, и неудивительно, ведь мы, особенно дядя, много здесь помогали. Я скоро вернусь, а ты побудь пока в храме. Сейчас и Орлова подойдёт. – Граф улыбнулся жене и вышел из церкви.
Кассандра не отрываясь смотрела на фрески. Она знала, что найдёт здесь ответы на все свои вопросы. В этом маленьком храме в честь святой Елизаветы находилось подтверждение тому, что она раньше не хотела принимать. Но её дитя должно узнать правду, какой бы жестокой та ни была, и Кассандра искала любую подсказку: возможно, предмет, сюжет в росписи стен или образ, а может, рисунок. Дверь за её спиной вновь хлопнула. Наверно, Орлова! Кассандра обернулась и вдруг воочию увидела ту картину, что мучила её в видениях.
В полутьме храма вошедший человек казался лишь силуэтом. Это черное пятно неминуемо приближалось, а следом за ним ползла тьма ненависти и злобы.
– Господи милосердный, не оставь… – шепнула Кассандра.
Она попятилась, враг шагнул за ней и вышел к царским вратам. Здесь было светлее, и наконец-то стало понятно, что на Кассандру наступает монашка – коренастая старуха с некрасивым носатым лицом. В руке черница сжимала тонкий длинный кинжал с серебряной рукояткой, а в её глазах горела неприкрытая и лютая ненависть.
– Вот ты и попалась, – сказала монашка и прыснула дребезжащим смешком. – Думала, я позволю тебе разрушить то, на что я потратила больше двадцати лет? Как бы не так. Сейчас ты умрёшь, – старуха обличающим жестом ткнула пальцем в сторону округлившегося живота Кассандры и выкрикнула: – а с тобой умрёт и твой ублюдок!
Кассандра читала её мысли. Старуха ненавидела весь мир, а хотела лишь золота и власти. Нужно поговорить с ней! Если потянуть время, Мишель успеет вернуться.
– Я вас не знаю и не сделала вам ничего плохого, – начала Кассандра, отступая к стене. – Зачем вам убивать меня?
– Ты вышла замуж не за того человека, да к тому же беременна, – объяснила старуха. Она остановилась напротив Кассандры, но пока не приближалась. – Ты встала между мной и богатством.
– Разве богатство стоит того, чтобы убивать ещё не родившегося ребёнка? – спросила Кассандра. – Господь не простит такое – деньги не пойдут вам впрок.
– Сразу видно, что ты никогда не была бедной, – засмеялась старуха, – твои рассуждения хороши для дураков. А я – умная, и всё, до чего дотянутся мои руки, возьму обязательно. Всё будет моим!
Безумная ненависть бешеной крысы горела в заплывших глазах старухи, и Кассандра не смогла больше выносить этот взгляд. Она отвела глаза от землисто-серого лица под чёрным платом и глянула вверх. И тут случилось невероятное – прямо над головой старухи, в простенке меж двух колонн, Кассандра увидела наконец то, что искала. Подсказку! Это был образ: юная женщина с полными слёз золотисто-карими глазами смотрела в небо, как будто моля о помощи. Кассандре показалось, что ей в голову ударила молния, и в её память неудержимым потоком хлынула лавина воспоминаний. Теперь примадонна знала, что видит образ святой Елизаветы, написанный братом Киприаном. Ясно вспомнилось и лицо иконописца – добрейшего, святой жизни монаха из лавры, а этот образ был написан с неё самой. Это судьба посылает знак: нужно бороться – и всё получится!
Монашка размахивала ножом, но она была старухой. «Я моложе и сильнее и поэтому с ней справлюсь», – пообещала себе Кассандра и шагнула вперёд.
Помощь пришла нежданно:
– Брось нож, – прозвучал из-за спины преступницы голос Орловой, – иначе стреляю!
Монашка замерла. Она не решалась ни бросить нож, ни повернуться.
– Считаю до трёх! – прикрикнула из-за её спины фрейлина, и в голосе Орловой прозвучала такая злость, что старуха испугалась и выронила кинжал. Тонкий клинок с серебряной рукоятью отлетел к ногам Кассандры, и та быстро его подняла. Преступница схватилась за голову и рухнула на колени, она раскачивалась, как пьяная, и выла. За её спиной стояла бледная, как полотно, Орлова. Ни ружья, ни пистолета в руках у неё не было, вместо них она крепко сжимала за ручку кружевной зонтик.
Господи, ну надо же какая умница! Кассандре даже в голову не пришло, что фрейлина блефует. Понятно, что и преступница поверила, что Орлова вооружена.
С грохотом распахнулась дверь и в храм влетел Михаил Печерский. Он кинулся к жене, схватил её в охапку, прижал к своей груди.
– С тобой всё в порядке? Скажи хоть слово, – умолял он.
– Убийца не смогла ничего сделать, меня спасли Агата Андреевна и святая Елизавета, – прошептала ему жена и кивнула в сторону простенка с образом.
Граф глянул на фреску и… обомлел – на него смотрела юная «цыганка» из английского поместья. В это невозможно было поверить. Михаил вгляделся в лицо своей жены: сейчас, когда оно было растерянным и мягким, Кассандра поразительно напоминала святую Елизавету с церковной фрески, и если бы не чёрные волосы, то можно было бы сказать, что они – одно лицо.
– Мишель, надо бы связать преступницу. Я так понимаю, что это и есть пресловутая Заира – мать абрека и бабка исчезнувшего Вано, – напомнила о себе Орлова.
– Да, да, сию минуту!..
Печерский зажал руки всё ещё рыдавшей преступницы, а его жена туго замотала их своей шалью. Орлова встала перед Заирой, грозно топнула на неё ногой и приказала:
– Отвечай на вопросы, иначе тебя сегодня же повесят!
Как будто приходя в себя, старуха замолчала, и фрейлина пошла в наступление:
– Зачем ты напала на графиню? Ты ни с какого боку не можешь подобраться к богатству Печерских. Или ты для внука старалась?
Заира сразу же ощерилась и, брызгая слюной, заверещала:
– Вы ничего не знаете! Это я двадцать лет всем в имении командовала, всех за ниточки дёргала, чтобы по-моему было. Вы небось считаете, что я из-за любви на душегубство пошла? Да я свою любовь давно растеряла. Сын смотрел на меня, как на пустое место. Я помогла Саломее выжить, любила её как родную дочь, а эта мерзавка видела во мне лишь прислугу. Даже внук – моя кровиночка, единственная радость, – ни разу не сказал мне доброго слова. Заира – раба, грязная прислуга. А я умнее их всех вместе взятых. Вот я с ними и расквиталась.
– Неправда это, – презрительно отозвалась Орлова. – Ничего ты им не сделала. Кто ты такая? Прислуга и есть!
От такой наглости Заира аж поперхнулась. Желание доказать всем, что эта барыня лжёт, захлестнуло старуху, и её понесло:
– Все думали, что Коста случайно к нам в Пересветово приехал. Как бы не так – я с оказией передала ему известие, что умираю, хочу проститься и подарить то, что нажила. Он поверил и прискакал. А я к его приезду готовилась, траву Саломее в питье добавляла, чтобы та с ума сходила по мужикам. Тут Коста ей и сгодился. Пусть он потом уехал, да и бог с ним, он внука мне оставил. Я Вано с малых лет растила и подучивала так, как мне нужно: пела ему каждый день, что он – мужчина, значит, царь и бог, и так научилась ему нужные мысли в его тупую башку вкладывать, что он поступал лишь так, как хотела я. Это я убедила Саломею, что Вано – вылитая она, а Серафим ни на что не годен. Мне надо было, чтобы всё Вано отошло, а потом я бы уж свою долю забрала.
