– А вот и мои гости! Как хорошо, что вы пришли вместе, поднимайтесь сюда, я решила накрыть стол на воздухе! – прокричала с террасы Каэтана.
Лив тут же обернулась и, увидев князя, любезно кивнула и даже улыбнулась. Только вот искренности в этой улыбке не было совсем. Александр подошёл и, поздоровавшись, осведомился, где маркиз.
– Гвидо не слишком хорошо себя чувствует. – Лив упорно отводила глаза. – Он просил передать вам пожелание доброго пути.
– Благодарю. Я надеюсь, что ваш супруг скоро поправится.
– Всё будет хорошо. – По всему было видно, что обсуждать здоровье мужа Лив не собиралась. Она указала на террасу и позвала: – Давайте поторопимся, Каэтана ждёт нас.
Они поднялись к герцогине, та встретила их у небольшого стола, накрытого на троих.
– Ну, что же, – жизнерадостно провозгласила она, когда все расселись, – я хочу, чтобы наш последний совместный вечер прошёл весело. И начать я предлагаю с самого важного. Выпьем за Лив! Благодаря ей моя жизнь навсегда изменилась. Её золотое сердце подарило мне надежду и милосердие.
– Ты преувеличиваешь. – Лив явно смутилась.
– Ничуть, ведь благодаря тебе я смогла покаяться и получить главное – прощение, и с тех пор у меня началась новая жизнь…
Понимала ли герцогиня, что делает, или это всё вышло случайно, но Александр намертво вцепился в представившуюся возможность:
– Вы правы в том, что покаяние открывает новую страницу в жизни. Я тоже мечтаю об этом, а сегодня хотел бы покаяться. Я очень виноват перед кузиной. Совесть мучает меня эти два года… Позвольте и мне облегчить душу.
Шварценберг вгляделся в глаза Лив, та явно побледнела, и маска безупречного равнодушия на мгновенье исчезла, слёзы блеснули в глазах. Но как же краток был этот миг: маркиза ди Мармо взмахнула веером, скрыла лицо за золочёными кружевами и ровно, почти равнодушно ответила:
– Как вам будет угодно.
– Благодарю, – откликнулся Александр и обратился к хозяйке дома: – Дело в том, что родные оставили Лив на попечение моей тётки Алины, но слишком скоро в их доме появилась и моя мать. К несчастью, баронесса Шварценберг обладала властным и тяжёлым характером. Всех в доме она подчинила своей воле и сама навязалась в опекунши Лив. Но самым печальным было то, что моя мать играла, причём неудачно, и постоянно нуждалась в деньгах. Я слишком поздно узнал, что она присвоила средства, оставленные родными для Лив – деньги мать уже истратила. Тогда я начал искать возможность возместить кузине эти потери. Мне бы следовало передать необходимую сумму другой моей тётке – Полине, и, всё ей рассказав, попросить истратить деньги в интересах девушки…
– Полина не могла ничего сделать, она собиралась в паломничество, – нетерпеливо вмешалась Лив. – Вы ничего не были мне должны.
– Ты не права, дорогая. – Каэтана даже всплеснула руками от возмущения. – Мужчина – глава семьи. Он отвечает за проступки всех своих близких. Князь был обязан возместить убытки, принесённые его матерью. Действительно, следовало передать деньги другой опекунше.
– Благодарю за поддержку, герцогиня, хоть я её и не достоин. Я тогда почему-то решил, что знаю, как помочь Лив. Купил жемчужное ожерелье, по ценности сопоставимое с растраченными деньгами, и подарил его своей юной кузине.
– Я не хотела ничего брать. Просто случившийся меж нами сумбурный разговор сбил меня с толку. – Лив начала сердиться. – Я твёрдо решила вернуть ожерелье.
– Хотя могла бы и взять. – Герцогиня явно не собиралась идти на поводу у подруги. – Это ведь был долг Шварценбергов, как я понимаю.
– Дело в том, что я выбрал для вручения подарка очень неудачный момент, – признался Александр. – Знаете, в России есть замечательный поэт Пушкин, он издаёт роман в стихах, и мы как раз обсуждали с Лив одну из глав, где юная героиня романа пишет соседу письмо с признанием в своих чувствах.
Александр не сводил глаз с лица своей любимой. Лив смотрела в стол. И молчала. Что бы она сейчас ни чувствовала, это так и осталось тайной. Щадя её гордость, Александр сказал полуправду:
– Я тогда объяснил, что признание юной девушки – почти ребёнка – может испугать взрослого мужчину, ведь к девочкам относишься иначе, чем к женщинам. Вот к этому высказыванию неудачно приплелась моя речь о подаренном ожерелье. Лив решила, что я откупаюсь от неё. Видит Бог, что я этого не хотел, я просто оказался неотесанным чурбаном, желавшим поскорее заплатить долг матери. Но каждый из нас услышал то, что услышал, и понял так, как понял. Всё закончилось трагически: чтобы меня больше не видеть, кузина уехала из дома, а что случилось потом – вы знаете лучше меня…
– Всё давно забыто. – Голос Лив вновь прозвучал бесстрастно.
– К сожалению, то, что делаешь во имя долга, часто потом оказывается никому не нужным, даже вредным. – Каэтана легонько стукнула ножом по краю бокала, как будто подвела черту под затянувшимся покаянием. И тут же затеяла разговор о делах своей фабрики, а потом и других поместий. Вот только вопросы задавала исключительно князю. Пришлось ему рассуждать о современном подходе к ведению хозяйства. Но разве этого добивался Александр? Ведь, покаявшись в прежних грехах, он не сказал главного: не объяснился в любви.
В дверях появился слуга со шкатулкой в руках. Это были драгоценности Лив. Александр забрал шкатулку, поставил на стол и поднял крышку.
– Позвольте мне выполнить поручение тётушки Полины и вернуть вам драгоценности, – сказал он и сам поморщился от высокопарности слов.
– Жемчуг слишком дорог, я не возьму его! – Лив захлопнула крышку и оттолкнула шкатулку.
Разговор получился безвыходным и глупым. Александр уже не знал, что и делать. К счастью, их примирила Каэтана:
– Я принесу другой ларец, и мы упакуем в него жемчуг. Его заберёт себе князь, а остальное возьмешь ты, – подсказала Лив герцогиня и, обернувшись в дверях, пообещала Александру: – Вы ещё подарите это ожерелье своей невесте.
Каэтана выразительно приподняла бровь, и Александр вдруг поразился, как же он сам не додумался до такой простой вещи. Его невеста сидела рядом! Да, сейчас она была несвободна, но что теперь значило время?
– Я обязательно последую вашему совету и подарю ожерелье своей невесте, сколько бы мне ни пришлось ждать, – пообещал он герцогине.
Каэтана отправилась за ларцом, оставив своих гостей наедине. Застигнутые врасплох этим тет-а-тет, оба молчали. Шварценбергу вдруг показалось, что его «второй шанс» утекает, как вода сквозь пальцы. Нет, только не это!..
– Я верну ожерелье, когда ты вновь станешь свободной и согласишься стать моей женой, – выпалил Александр и тут же пожалел: уж слишком топорно это прозвучало.
– Так нельзя говорить, – прошептала Лив. – Гвидо – мой муж.
– Я знаю, что ты верна ему, и уважаю твоё решение, но я не верю, что ты любишь его.
– В браке есть много других чувств. Моя семья счастлива, значит, счастлива и я, – отрезала Лив.
