Я в этот час уже облачился в пижаму и собирался ложиться
спать в маленьком, тесном номере дешевого отельчика. Но после того как по радио
были переданы такие новости, немедленно оделся, вызвал такси и поехал к
резиденции Биллингсов.
Почти во всех окнах ярко горел свет. Перед домом стояли
машины полиции и журналистов. Время от времени видны были яркие вспышки ламп
фоторепортеров, ослепляющие нестерпимо ярким светом.
Заплатив таксисту, я переждал в тени, пока последняя машина
не отъехала от виллы. Не представляя, следит ли полиция за домом, я решил
рискнуть и прошел боковой аллеей в гараж; подергал заднюю дверь, она оказалась
запертой. Я вытащил свой перочинный нож, открыл его и, орудуя острием,
определил, что ключ вставлен в замочную скважину изнутри. Под дверью темнела
большая щель. Тут же рядом была незапертая кладовка, где на полках стояли банки
с консервированными фруктами, а сами полки были покрыты толстой оберточной
бумагой. Пришлось переставить на пол банки с одной из них, потом снять с полки
плотный лист бумаги, подсунуть его под дверь гаража и острием ножа вытолкнуть
из замочной скважины ключ. Он упал точно на бумагу, я осторожно потянул лист к
себе вместе с ключом… Отперев дверь черного хода, осторожно воткнул ключ на
место, а бумагу водворил на полку, поставил обратно банки и спокойно прошел
через пустую кухню в освещенную часть дома.
В большой столовой было темно, но дальше, в библиотеке,
уютно светились настольные лампы, стояли глубокие, комфортабельные кресла.
Дверь, ведущая дальше, в кабинет, была приоткрыта, и я расслышал приглушенные
голоса разговаривавших там мужчин.
Постояв с минуту, прислушался. Очевидно, Джон Карвер
Биллингс Второй и его папаша совещались в соседней комнате, говорили они
вполголоса, еле слышно. Я не разобрал, о чем шла речь, и не пытался понять.
Внезапно решившись, я плюхнулся в одно из кресел, необычайно глубокое, с
высокой спинкой, повернутое лицом к стене, утонул в нем, и меня со стороны
почти не было видно.
Через несколько показавшихся мне долгими минут Биллингсы
вошли в библиотеку. Я слышал, как сын что-то сказал отцу, но не понял что. Отец
ответил односложно, и тут я уловил конец фразы Биллингса: «…этот чертов
детектив».
Не поворачиваясь, я произнес:
— Я же вам говорил, что вы похожи на пациента, пришедшего в
офис к доктору и требующего пенициллин.
Я не мог видеть их лиц, но по наступившей внезапно тишине
понял, что они от неожиданности потеряли дар речи. Потом Биллингс-отец
оторопело произнес:
— Кто это? Что за глупые шутки?
— Вы попались и понимаете это, — сказал я. — Теперь давайте
поговорим и обсудим, что можно для вас сделать.
Наконец они догадались, откуда шел голос. Сын обежал вокруг
стола и стал лицом ко мне.
— Ты, чертов жулик! — закричал он.
Я закурил сигарету.
Молодой Биллингс сделал навстречу мне угрожающий шаг.
— Будь ты проклят, Лэм! Хоть это удовольствие я могу себе
позволить. Я собираюсь…
— Подожди, Джон. — Голос отца звучал властно и уверенно.
— Если бы вы, джентльмены, выложили на стол ваши карты и
попросили бы помочь отмазаться в деле Бишопа, то мы бы сэкономили массу
времени, — заявил я.
Похоже, молодого Биллингса, стоявшего со сжатыми кулаками,
будто укололи шилом.
— Что, черт возьми, вы имеете в виду под делом Бишопа? —
спросил отец.
— Бишоп исчез, — ответил я. — Ваш сын старался состряпать
себе алиби. Для чего? С моей точки зрения, в этом повинен Джордж Бишоп. Что бы
вы могли мне сказать по этому поводу?
— Ничего, — ответил молодой Биллингс, придя немного в себя
от шока. — Как вы, между прочим, сюда проникли?
— Я просто взял и вошел.
— Как?
— Через черный ход.
— Это неправда! Дверь была на замке.
— Была… но не тогда, когда я входил.
— Джон, пойди проверь, — низким уверенным голосом приказал
отец. — Если она открыта, то, ради Бога, запри ее. Мы не желаем, чтобы сюда
зашел кто-нибудь еще.
— Я знаю, что она заперта, отец, — сказал сын, поколебавшись
мгновение.
— Удостоверься в этом сам, — жестко еще раз приказал отец.
Сын прошел через столовую и комнату дворецкого в кухню.
— У него большие неприятности, — констатировал я. —
Возможно, я смогу ему помочь, если успею.
Биллингс-старший хотел было мне ответить, но передумал и
промолчал. Через минуту вернулся сын.
— Ну что?
— Ключ в дверях, папа. Наверно, я забыл его повернуть, но
совершенно точно, я закрывал эту дверь, когда уходили слуги.
— Думаю, нам надо поговорить, Джон, — сказал отец.
— Если бы Лэм не наболтал полиции Бог знает чего, то с нами
было бы все в порядке, — ответил Джон. — Мы…
— Джон! — резко остановил его старик.
Сын сразу замолчал, — голос отца был похож на удар хлыста.
Несколько секунд прошло в молчании. Я продолжал дымить сигаретой. Несмотря на
все мои усилия, у меня дрожали руки, но очень хотелось надеяться, что никто
этого не заметил. Теперь можно было или утонуть, или выплыть. Если они опять
позвонят в полицию, со мной будет кончено. На сей раз это действительно сочтут
за шантаж, и меня без раздумий выкинут с работы.
— Думаю, Лэм, нам надо кое-что обсудить, — сказал
Биллингс-отец, и они с сыном направились в кабинет, оставив меня одного.
Появился большой соблазн встать и уйти. Теперь, когда
фишки-ставки были на середине стола, я начал сомневаться, хороши ли у меня
карты. Если они все-таки решатся позвонить в полицию, то я окажусь поверженным
в прах. Если же этого не сделают, мне придется работать над делом, которое было
так ужасно, так безнадежно запутано, что выигрыш можно было оценить как один
шанс из тысячи.
В этом удобном кресле — увы — я чувствовал себя как на
электрическом стуле. На лбу выступили капли пота, ладони вспотели. Я был зол на
себя за то, что не мог держать в узде свою нервную систему, но пот продолжал
буквально струиться.
Джон Карвер Биллингс Первый вскоре вернулся и уселся в
кресло напротив меня.
— Лэм, — сказал он, — мы готовы вам все рассказать, но нужно
заранее обговорить один пункт.
— Что такое?
— Мы бы хотели быть уверены, что активность полиции,
поставившей под сомнение алиби моего сына, не является результатом действий
вашего агентства. Это так?
— Пора бы вам повзрослеть, — с горечью воскликнул я. — Ваш
сын потратил столько усилий и средств, чтобы создать себе это алиби. Но с
самого начала оно было прозрачным, как папиросная бумага. Оно бы все равно
долго не продержалось. Я-то знал, что оно не продержится. И сыну вашему
следовало понимать, что оно не устоит под натиском полиции. Я пытался
докопаться до проблемы, зачем ему понадобилось это алиби, и затем предпринять
что-нибудь, что его могло бы как-то оградить от дальнейших неприятностей, ни в
коем случае не полагаясь на сфабрикованные им факты, — все это, поверьте, было
очевидно с самого начала. В результате мне не заплатили пятьсот долларов,
выданных нам в качестве компенсации за проделанную работу. Полиция разыскивает
Лэма как шантажиста. И вообще, я могу лишиться работы… Моя коллега в бюро,
Берта Кул, так напугана, что в любую минуту может расторгнуть наше партнерство:
она уже дала поручение банку не оплачивать больше подписанные мною счета… Вот
что получилось, и все из-за моего искреннего желания помочь вашему сыну, вместо
того чтобы просто тянуть без зазрения совести из него деньги и называть это
работой… Ну, мистер, теперь я ответил на ваш вопрос?
