— Я абсолютно уверен, что не имею ни малейшего
представления, о чем вы толкуете, мистер Лэм, и мне не нравится ваш тон. Мне
хотелось бы, чтобы вы сейчас же покинули мой офис.
— Бишоп, — продолжал я, не обращая внимания на его гнев, —
занимался разнообразной деятельностью; он был достаточно умен и решил, что ему
выгоднее не держать в секрете суммы своих доходов, но он никогда не выдавал
источников их получения, поэтому занимался всем чем угодно — шахтами, рудой,
сталеплавильными заводами, но, как оказалось, все это было полной
мистификацией, надувательством.
— Бишоп в своей жизни не обманул ни одного человека.
— Конечно, он в общепринятом смысле этого слова не
обманывал. Для этого был слишком осторожен, и если бы попытался это сделать в
открытую, был бы арестован и выброшен из бизнеса. Нет, он никого не обманул, он
просто присваивал чужие капиталы, владел различными компаниями и докладывал о
своих доходах в этих компаниях, а затем ловко жонглировал фондами и ценными
бумагами. Однако, как я уже сказал, он был предельно осторожен и старался ни в
чем не быть замешанным, всегда регулярно отчитывался о своих доходах.
Теперь, с моей точки зрения, этому может быть только одно
объяснение.
Чаннинг схватил со стола карандаш и стал нервно крутить его
в руках.
— Я абсолютно уверен, сэр, что не желаю обсуждать дела
мистера Бишопа с кем бы то ни было, кто не является официальным лицом.
— Вам придется обсудить это сначала со мной, мистер Чаннинг,
а потом и с полицией. Очевидно, вы еще не поняли всей серьезности положения, в
котором оказались.
— Вы уже несколько раз намекаете на это, Лэм, и я сказал
вам, что мне это не нравится. — С этими словами Чаннинг оттолкнул свое кресло и
встал из-за стола — большой, атлетического сложения парень, немного толстоватый
в талии, но с мощными, широкими плечами.
— Убирайтесь отсюда, — приказал он угрожающе, — и
постарайтесь держаться от меня подальше.
— Бишоп планировал действовать быстро и, конечно, не мог обойтись
без вашей помощи. Насколько я в вас разобрался, вы бы не занялись подобного
рода бизнесом за обычную вашу зарплату. Уверен, что и от этого пирога вы имели
свой солидный кусок.
— Ну ладно, достаточно, мне надоело это выслушивать. Сейчас
я вас выброшу за дверь.
С этими словами он обошел вокруг стола и левой рукой схватил
меня за воротник пальто.
— Поднимайся! — угрожающе процедил он сквозь зубы, поднимая
указательным пальцем правой руки мой подбородок. Этот парень знал свое дело,
знал, где расположены нервные центры. Нестерпимая боль подняла меня с кресла.
Сильным движением он развернул меня по направлению к двери:
Ты сам напросился на это! — с этими словами одной рукой он
взялся за ручку двери, а другой, крепко держа воротник моего пальто, вытолкнул
меня за порог. Ручка при повороте издала лязгающий звук, и, выскочив за дверь,
я услышал тут же возобновившийся стрекот машинки. Но не сдался: повернувшись к
Чаннингу, я прокричал ему в лицо:
— Может быть, у вас лично и есть алиби и вы непричастны к
убийству Бишопа. Но это еще не значит, что оно у вас есть в связи с убийством
Морин Обэн. Да и насчет Габби Гарванза вам трудно будет все объяснить.
Когда я ему расскажу…
Его пальцы при этих словах сразу разжались, и он отпустил
наконец меня. Чаннинг стоял посредине комнаты абсолютно неподвижно, разглядывая
меня холодными, ничего не выражающими голубыми глазами. Потом вернулся к
письменному столу, опустился в кресло и тихо произнес:
— Садитесь, мистер Лэм.
Я сел и, не дав ему раскрыть рта, сказал:
— Если вы хотите избавить себя от крупных неприятностей,
начинайте рассказывать! Прямо сейчас!
— Вы должны передать Габби, что я ничего не знаю об убийстве
Морин. Это абсолютнейшая правда.
— Небезопасно для собственного здоровья становиться у Габби
на пути, — ответил я.
— Я никогда не становился на его пути.
Схватив карандаш, Чаннинг нервно стал крутить его между
пальцами, потом вытащил носовой платок и высморкался, вытер вспотевший лоб,
засунул платок снова в карман пиджака и откашлялся.
— Начинайте говорить, — посоветовал я.
— Что говорить? Я ничего не знаю о Морин.
— Вы сможете убедить в этом судью, мистер Чаннинг?
— К черту судью! Какое он к этому имеет отношение?
Я улыбнулся ему в лицо злорадной улыбкой победителя:
— Если ты встанешь на пути Габби, он обвинит тебя в убийстве
и, будь уверен, поможет пойти под суд. И ты это знаешь не хуже моего.
Странное дело: костюм этого парня продолжал сохранять
безупречность линий, но тело, видел я, тело внутри него сразу уменьшилось в
объеме. Казалось, костюм стал сразу велик ему по крайней мере на два размера.
— Теперь послушай меня, — проговорил он медленно. — Ты
работаешь на Гарванза и…
— Я не говорил тебе, на кого работаю, — прервал я его и тут
же увидел, как расширились его глаза, в них появилось выражение явного
облегчения. — Но теперь у меня есть информация, которую Гарванза очень захочет
получить. А я хочу узнать от тебя о Бишопе. Начинай же рассказывать.
Мои слова возымели свое действие. Вскользь брошенное
сообщение о Габби, обвиняющего Чаннинга в убийстве, как бы лишило его какого-то
последнего жизненного стержня, и он теперь сидел передо мной, буквально объятый
ужасом, не готовый к тому, чтобы ясно мыслить, чтобы даже попытаться понять,
какой же существует у меня лично интерес в этом деле. Он выглядел
загипнотизированным, объятым ужасом.
— Все, что я могу рассказать, Лэм, это о бухгалтерских
книгах. Мы подробно все в них записывали, и по этим книгам можно понять, что
все доходы Бишопа шли от его рудных компаний.
— А что происходило с этими компаниями?
— Среди всех видов их деятельности числились и операции за
«Зеленой дверью». В их уставе ничего не говорилось о том, что они не имеют
права этого делать: не было никаких причин, по которым компания не может
заниматься тем, чем хочет. Теперь я могу рассказать вам, что когда Габби
Гарванза хотел перевести все свои дела в Сан-Франциско, некоторые дельцы решили
его туда не пускать, но это не была идея Бишопа.
Мы с Бишопом не хотели с ним ссориться. Если он захотел бы
организовать для себя защиту, мы были готовы заплатить за его охрану. Нас не
интересовало, куда и кому шли деньги. Нам нужен был товар. И мы были готовы
покупать его у того, кто нас лучше обслужил. Вот в этом вся правда, мистер Лэм.
Ни я, ни Бишоп никогда не выступали против Габби.
