— Знаешь их? — спросил я Дэнби.
— Никого из них прежде не видел. Они же не пошли в магазин,
они направились куда-то в квартиры, — ответил он.
Мы продолжали ждать дальше.
Шикарная машина с сидящими в ней мужчиной и женщиной
появилась из-за угла, запарковалась, и эти двое тоже вошли в дверь.
Я вышел из машины и купил нам с Дэнби пару бутербродов.
Дэнби, видел я, занервничал.
— Сколько это может продолжаться? — не выдержал он.
— Думаю, не менее чем до полуночи.
— Одну минутку, Лэм. Я не собираюсь долго здесь сидеть.
Никогда не думал, что все это будет происходить подобным образом.
— А что, ты думал, будешь делать?
— Я думал, мы походим вокруг и…
— Вылезай из машины и походи вокруг, — предложил я. Но ему
эта идея тоже не понравилась.
— Вы имеете в виду, Лэм, ходить по улице до полуночи?
— Если тебе это больше нравится.
— Тогда я лучше посижу в машине.
Потом Дэнби немного помолчал. Подъехало еще одно такси.
Подошли четверо мужчин, очевидно, машину они оставили где-то в другом месте;
один из них подозрительно взглянул на нас, потом они перешли улицу и скрылись
за зеленой дверью. Мне все это не нравилось: из казино нас могли уже заметить и
подослать к нам делегацию.
Я посмотрел на Дэнби и подумал о том, что бы он сказал, если
бы понял, что его гонорар включал также и плату за увечья…
— Все это мне не нравится, — вдруг решительно заявил Дэнби.
— Если в клубе узнают, кто мы, особенно я, мне будет трудно им что-либо
объяснить.
— Ну и что? Где еще клуб найдет кого-нибудь с вашим опытом,
кого-то, кто так хорошо знал бы всех и вся в этой подпольной кухне? И что
случится, если даже они что-то узнают? Они вам повышали хоть раз зарплату?
Наверное, держат вас на одной и той же уже давно?
— Да нет, они несколько раз мне повышали ее.
— На сколько?
— Один раз на пятнадцать процентов, один раз — на десять…
— За сколько это лет?
— За пять.
Я саркастически и непрощающе рассмеялся. Дэнби сразу
задумался над моими словами: может, и в самом деле ему не доплачивали все это
время и обижали?.. Я видел, что мысль об этом ему понравилась и хоть на время
отвлекла его от нашего занятия. Я посмотрел на свои ручные часы. Было пятнадцать
минут десятого. Подъехала и остановилась невдалеке небольшая машина, модель
трехлетней давности, но в хорошем состоянии. Из нее вышел мужчина, которому
было явно наплевать, где припарковать машину — прямо перед дверью казино или в
каком-то другом месте: он, что называется, выпрыгнул из нее, посмотрел вверх и
вниз вдоль улицы, затем тоже вошел в зеленую дверь.
— Это Гораций Б. Катлин, — сразу узнал его Дэнби. — Если он
меня здесь увидит…
— Ты водишь машину? — прервал я его.
— Конечно.
— Этот человек член яхт-клуба?
— Да.
— Подожди меня здесь. Не больше часа. Если я не вернусь за
это время, езжай по этому адресу, спроси человека, он там главный, и расскажи
ему о том, чем мы тут с тобой занимались весь вечер.
Дэнби взял в руки карточку с адресом, которую я передал ему,
и с любопытством стал ее рассматривать.
— Подождите, Лэм, это ведь не очень далеко отсюда… Я пытаюсь
понять, где же это.
— Не волнуйтесь, сделайте, как я просил. Сейчас половина
десятого. Если меня все еще не будет в десять пятнадцать, то езжайте и
расскажите всю историю.
С этими словами я вышел из машины, оставив на сиденье свою
шляпу, и, перед тем как войти в «Зеленую дверь», оглянулся. Дэрби все еще сидел
и спокойно изучал карточку. Я надеялся, что он сразу не поймет, что за карточку
я дал ему, пока не приедет по указанному там адресу — адресу полицейского
участка.
Я повернул ручку и толкнул зеленую дверь. Она легко и
беззвучно открылась — петли ее были хорошо смазаны, — и очутился в маленьком
холле. Пролет зашарпанной лестницы без ковра вел к другой двери. Я только
поднял руку, чтобы постучать в нее, когда вдруг понял, что в этом нет
необходимости: я прошел через пучок невидимых лучей, и дверь сама бесшумно
открылась.
Через небольшое окошко в ней меня рассматривали чьи-то
глаза, стекло в нем было толщиной не менее дюйма.
— У вас есть карточка членства? — спросил меня голос через
микрофон.
Я вынул из кармана одну из карточек, которые забрал со стола
Бишопа. Мое имя было вписано в нее моей рукой. По ту сторону стекла ее
внимательно рассмотрели, а потом голос приказал мне:
— Хорошо, просуньте карточку в щель.
Только после этих слов я заметил очень узкую щель в двери. Я
просунул туда свою карточку, как посоветовал голос. Наступила абсолютная
тишина, а потом я услышал, как электрический механизм оттянул державший дверь
болт, и тяжелая дверь отошла в сторону, скользя на подшипниках по
металлическому рельсу. Эта дверь почему-то напомнила мне стальную дверь сейфа.
Оглянувшись по сторонам, я внезапно понял, что все вокруг
сделано из стали и только лестница была деревянной. Я прошел через зеленую
дверь и оказался в этой коробке из металла, где все подвергались осмотру.
— Итак, — произнес нетерпеливо голос, — идите.
Я обратил внимание, что голос произнес «идите» вместо
«входите», поэтому совсем не удивился, когда очутился в этой стальной коробке,
где охранника у дверей уже не было: он занял свой пост в пуленепроницаемом
отсеке, расположенном по другую сторону двери. Я видел этот отсек, но не
охранника. Скорее всего, у него в руках даже было оружие.
Я прошел через дверь и будто вдруг оказался в совершенно
ином мире. Мои ноги утонули в толстом, мягком ковре, который напоминал лесной
мох. Холл был залит ярким светом боковых ламп, на всем лежала печать
привычного, без особого труда достающегося богатства, которое так свойственно
всем казино высокого класса. В них создана такая атмосфера, что его завсегдатаи
с самого первого момента, как попадают туда, чувствуют себя приобщенными к
роскоши и богатству, ощущают себя властелинами мира. Многие целеустремленно, но
с немалым трудом карабкаются вверх по социальной лестнице, поэтому им должен
нравиться дух игорного дома, который приобщает их к миру больших денег. Этот
климат изысканной роскоши делает тут всех равными, и даже крапленые карты и
колеса рулетки не кажутся никому кощунством. Атмосфера казино сама по себе не
стоила дорого, как можно было подумать на первый взгляд. И хозяева казино не
слишком-то раскошеливались, умело создавая имидж этой роскоши. На стенах висели
картины в тяжелых рамах, искусно подсвеченные снизу лампами с большими матовыми
абажурами. Если завсегдатаи не в состоянии были оценить эти картины по
достоинству, то относили это лишь на счет своей необразованности в области
искусства. На самом же деле цена каждой из них составляла не больше двадцати
долларов за копию, и вставлены они были в пятидесятидолларовые рамы, освещенные
десятидолларовыми подсветками.
