– Заносите мои сундуки сюда, а вы выбирайте себе комнаты сами.
Носильщики втащили сундуки и вышли, а Катя устало прилегла на кровать. Марта побежала на кухню в надежде что-нибудь приготовить, а Поленька стала рассматривать комнату.
К выбранной Катей спальне примыкала большая гардеробная, а в противоположной стене имелась симметричная ей дверь. Поленька повернула ключ и распахнула створку, за стеной оказалась такая же спальня, но с гладкой обивкой стен и тёмной мебелью. Очевидно, она предназначалась для мужчины.
– Вот, барышня, и спальня вашего мужа, – заметила горничная и с любопытством воззрилась на хозяйку, ожидая ответа.
– У меня нет мужа, – устало ответила Катя. – Там будет детская.
– Хорошо, как скажете, – отозвалась Поленька и с легкостью флюгера сменила мнение на прямо противоположное: – Мебель поменяем, и выйдет славная детская.
Довольная Марта принесла Кате поднос с чаем. Кухарка обнаружила запас продуктов на несколько дней и пообещала всем блинчики с джемом и сыр. К вечеру явились обещанные мистером Булем слуги. Катя их приветливо встретила и рассказала дворецкому, что кухарка уже есть, а нужно найти кучера и конюха.
На следующий день мистер Буль повёз Катю в банки. Их оказалось три, и везде графиню Бельскую встречали с почётом. В каждом из банков её принял управляющий. Катя оставила образец своей подписи, и ей выдали чековые книжки. По пути домой мистер Буль спросил, чем ещё он может помочь госпоже графине.
– Мне нужны экипаж и лошади: пара для коляски. Только самые лучшие!
– Я сегодня же пошлю человека в Таттерс-холл, экипаж и лошадей вам доставят, – пообещал мистер Буль и распрощался.
Пока Катя ездила по банкам, в доме закипела жизнь. Марта с дворецким купили еду и открыли кредит в близлежащих лавочках. Катю ждал прекрасный обед, который она с удовольствием съела. Устав от долгой поездки, она легла отдыхать, а когда проснулась, узнала, что дворецкий нанял кучера и конюха.
На следующее утро от каретника прислали четырёхместный лаковый экипаж – чёрный с обитыми тёмно-зелёным бархатом сиденьями, а к вечеру доставили пару прекрасных белых коней. С ними принесли записку от мистера Буля. Поверенный сообщал, что поскольку его доверительница потребовала самых хороших лошадей, то пришлось взять самых дорогих, но продавцы его уверили, что сейчас эти кони – лучшие в Лондоне. Катя погладила лбы благородных животных и признала, что они и впрямь совершенны.
Всё постепенно налаживалось. Катю здесь никто не знал, и это давало какое-то странное ощущение отрешённости от всего на свете: от прошлых обид, от ненужных людей, даже от собственных разбитых иллюзий и оскорблённого сердца.
«А быть одной, оказывается, неплохо, – вдруг осознала Катя. – Что хочу, то и делаю, не нужно ни на кого оглядываться, спрашивать разрешения, считаться с чьим-то мнением».
Господи, как же всё оказалось просто – это называлось свободой! Катя была здорова, богата, с комфортом устроена в прекрасном доме. Чего ещё желать? Смысла жизни? Так он уже рос у неё под сердцем.
Катя сказала себе, что должна ценить каждый прожитый день, и теперь просыпалась по утрам в предвкушении чего-то хорошего.
Глава семнадцатая
Шляпная картонка
Утро у Щеглова теперь начиналось с обхода постов. А их набралось немало: гостиница, в которой проживали князь Василий Черкасский с супругой-француженкой, торговые ряды на соборной площади, а там уже пошло-поехало – все лавки, торгующие женскими нарядами. Мария Черкасская обладала поистине редкой неутомимостью в прогулках по магазинам. Гуляла сия почтенная дама всегда одна. Впрочем, мотивы её мужа казались очевидными – любой нормальный мужчина сошёл бы с ума в тесных каморках провинциальных лавок.
– Бери, Петя, столько городовых, сколько нужно. Можешь ещё и жандармов прихватить, я уже распорядился, – напутствовал Щеглова генерал-губернатор. – Смотри, в запасе у тебя – всего неделя, больше я не смогу отказывать в приёме князю Василию, а то он скандал учинит.
Речь шла о том, что прибывший в губернскую столицу Василий Черкасский через секретаря канцелярии попросил аудиенции у генерал-губернатора и получил ответ, что его записали на приём ровно через неделю. За этот короткий срок Щеглов должен был вывести преступников на чистую воду. Дело осложнялось ещё и тем, что обойдённый в этом «деликатном» деле полицмейстер теперь кидал на Щеглова весьма недвусмысленные взгляды. Конечно, впрямую Григорий Адамович дело не саботировал, но всем своим видом давал понять, кто «главный» в этом расследовании. Так что на множество городовых, а уж тем более жандармов Щеглов не рассчитывал. Генерал-губернатор, похоже, об этом не догадывался, а открывать ему глаза на реальное положение вещей поручику не хотелось – не в его правилах было ябедничать.
– Не стоит расставлять городовых на всех углах – можем спугнуть преступников, – дипломатично изрёк тогда Щеглов и занялся организацией слежки.
Разогнав тучи на челе полицмейстера подчеркнутым уважением и явной почтительностью, поручик попросил выделить ему всего лишь трёх агентов в штатском.
– Как хотите, – благодушно заметил подобревший от его скромности Григорий Адамович, – я могу и больше дать, хотя, впрочем, вы правы, дело яйца выеденного не стоит. За семейной парой следить – троих за глаза хватит.
Так появились в подчинении у поручика Толстых, Кирилов и Шипунов. Неприметные мужички средних лет, они внешне совсем не отличались от мелких лавочников и приказчиков. Одевались агенты всегда в серое и домотканое, а Щеглов различал их по бородам: окладистой русой – у Толстых, жидкой и рыжеватой – у Кирилова и когда-то чёрной, а сейчас побитой сединой – у Шипунова. Несмотря на простецкий вид, все трое оказались толковыми и с задачей справлялись прекрасно. К концу третьего дня слежки Щеглов уже мог сделать кое-какие выводы. Но с этим спешить не хотелось. Поручик решил, что если сегодня поведение князя Василия и его жены вновь останется таким же, как и накануне, то можно будет доложить генерал-губернатору о своих наблюдениях.
У лучшей городской гостиницы (остальные считались номерами при трактирах) Щеглов остановился и огляделся в поисках своего агента. Толстых расхаживал вдоль домов, прижимая к груди лоток с выложенными в ряды свежими калачами. Поручик подошёл, взял с лотка калач и принялся шарить в кармане, как будто отыскивая деньги.
– Ну что? – спросил Щеглов
– Ещё не выходили, – отозвался Толстых. – Да, похоже, муж так весь день в номере и проваляется. Ему с вечера уже полведра водки перетаскали, и, помяните моё слово, к обеду князь проспится и ещё потребует. Так что женщина опять в одиночестве гулять отправится.
– Понятно…
Поведение Марии Черкасской, по местным воззрениям, было на грани, а может, и уже за гранью приличия. Здесь достойные женщины, а тем более княгини, одни по улицам не бегали, но француженка плевать хотела на манеры. Одна, без сопровождения мужа или слуг, она чувствовала себя на улицах губернской столицы вполне свободно, а её малиновый капот сразу бросался в глаза, привлекая всеобщее внимание. Однако сегодня наблюдателей ждал сюрприз. Как будто устыдившись всеобщего осуждения, Мария Черкасская вышла из дверей гостиницы в невзрачной и блёклой одёжке: длинный серый плащ и бурая шляпка. Никаких страусовых перьев – единственным украшением шляпки оказалась чёрная лента. Княгиня очень походила на посыльную из лавки, тем более что в руках она несла круглую шляпную картонку.
