После обмена списками претензий в комнате установилась многозначительная пауза. Перекрестный допрос, устроенный самим себе, произвел на нас грандиозное впечатление. Я еще не успел закончить говорить, а уже все понял. Мир в очередной раз сделал сальто. От резкой перемены кружилась голова, и я никак не мог сформулировать суть произошедшего. За меня это сделал мой более расторопный брат-водила.
– Слу-ушаай, – растягивая гласные, ошеломленно произнес он. – Это получается, что нам просто поменяться надо было? Ты идеальный муж для моей Аньки, а я для твоей. Так, что ли? Смотри, я простой, душевный, слабый, уважительно относился к жене и ее мнению: хочешь – работай, хочешь – дома сиди. Так это же то, к чему твоя Анька стремилась! А ты – жесткий, авторитарный, бабу за человека не считаешь, зато с золотой клеткой. Пообразованнее меня, покультурнее, романы вон пишешь. О таком моя Анька всю жизнь мечтала. Да чего там, ты Сережа ее, один в один!
– Фиг бы ты ее поймал, если б я ее не замучил, – мрачно прокомментировал я его открытие.
– Чего? – не понял Водила.
– Ну, как в анекдоте: сидят два мужика в ресторане, и один из них пытается наколоть на вилку маринованный груздь из общей тарелки. Не получается у него, десяток попыток сделал – выскальзывает грибочек. А второй – раз! – и сразу наколол. Тогда неудачливый охотник за груздями говорит: «Фиг бы ты его поймал, если б я его не замучил».
– Хе-хе, – еле выдавил из себя вежливый смешок Водила, – смешно, а точнее – грустно. Нет, ты прав, конечно, они обе стремились к тому, чего им не хватало. Моя к жесткости и ощущению безопасности, твоя – к свободе и душевности. От этого и грустно. Неужели нельзя жить по-человечески и принимать своего мужика таким, как он есть? Они же любили нас изначально, и мы их. Я это точно знаю. Мы их такими сделали, на нас вся вина. Но ведь была у меня надежда, что выход хотя бы существует. Просто я его не нашел. А его нет, выхода. Ну, стал бы жестче, запретил ходить на работу, оторвал больше бабла, на нее бы потратил, а не на церковь, и… Превратился в тебя. Мечтала бы тогда моя Анька о душевном, богобоязненном Вите-водиле. А твоя Анька о жулике-мачо с вывернутыми мозгами грезить будет, если ты подобреешь. Но ничего не изменится в любом случае, понимаешь? Общий баланс всегда на одном уровне. Все всё равно останутся несчастными. Нет выхода. Обречены мы на страдания, видимо, поэтому и спрыгнули оба с моста. Это чего, нас бог утешает так? Мол, не расстраивайтесь, ребята, как ни рыпайтесь, а конец один. Да пошел он в задницу с такими утешениями!
Мне опять стало очень жалко не себя, а Водилу. Я-то ладно, я прожженный циник и в ортодоксального бога не верую. Я эти горькие истины уже давно в муку перемолол, испек приторные пирожки с химической начинкой из удовольствий, получаемых за деньги, сожрал их и живу, озабоченный: как бы денег побольше достать для начинки. Ну, еще иногда романы пишу, для души и для того, чтобы во рту так приторно не было. Точнее, писал и жил. Привыкать надо говорить о себе в прошедшем времени. Брат Водила – другое дело. Он – это я, со всеми моими метаниями и сомнениями, в десятой степени. Он правильный, он хороший, он по книжечкам древним живет, на которых кресты изображены. А какая основная идея этих книжечек? Счастье есть, его не может не быть. Но если присмотреться внимательнее… Украшенная крестом фраза звучит по-другому: «Счастья нет, и быть его не может». Там, в этих книжечках, об этом четко написано, их вообще-то не дураки писали явно. «Суета сует и всяческая суета… род приходит, род уходит… не мир я вам принес, но меч». Апокалипсис опять же, Страшный суд… Но поскольку книжки, по которым жил брат Водила, создавали люди или сущности (это уж кому как угодно), отлично понимающие и рыночные, и драматургические законы, спрятали они неприятные фразочки поглубже. Пипл любит хеппи-энды и вообще – всяческий оптимизм со справедливостью. Поэтому рай – для страдающих на земле праведников, а для жирующих грешников – ад в перспективе. Добрый и наивный мой брат Водила осознал подвох только сейчас, и больно ему от этого стало, закорежило, заломало беднягу похлеще, чем на земле, при жизни. А я чуть не расплакался, на него глядючи. Никогда не подозревал в себе такой сентиментальности! Может, он и появился здесь, чтобы я подозревать начал. В любом случае я решил ему помочь.
– А середина? – спросил я его ободряюще. – Есть же на свете золотая середина, когда не жесткий и не мягкий, нормальный, когда…
– Да, точно, середина, – прогнозируемо воспрял духом Водила. – Как же я сам не догадался? Мы просто с тобой люди крайностей и всегда такими были. С самого детства. Вспомни, что творилось, когда Шаламова прочли по совету Славика. Я лично полгода жить нормально не мог, доходяги везде мерещились. И дальше – то же самое. Да мы с тобой и есть две крайности, посмотри на нас. Я – глупый богобоязненный болван, а ты – умная циничная тварь. И все из-за каких-то трех слов, нашептанных сердобольной секретаршей в кабинете жадного начальника строительной конторы. Либо так, либо так. Середины у нас нет. Очень русская, кстати, черта, да плевать какая – главное, что наша.
Всё, нашли, нашли ответ, слава богу, я уверен, нашли. Ура! Эй, эй, мы нашли, выпускайте нас отсюда!
Брат Водила подпрыгивал от радости и, сложив рупором руки у рта, обращался к кому-то наверху. Мне снова стало его жалко, еще жальче, чем прежде. Не хотел я над ним издеваться, а получилось, что поглумился. Слишком наивным и хорошим он был.
– Подожди, – сказал, подойдя к нему и осторожно тронув за плечо, – не радуйся так бурно. Ты лучше объясни мне, как ты эту золотую середину видишь. «Золотая середина» – всего лишь слова. А вот как технически это осуществить?
– Да просто! – На волне энтузиазма брат Водила посмотрел на меня как на идиота и терпеливо объяснил: – Просто надо быть в меру мягким, в меру жестким. Не перегибать палку – ты же сам говорил…
– Не, не, не, давай без общих слов. Ты мне скажи, что сделал бы конкретно в твоей ситуации.
– Ну не знаю… – задумался наконец Водила, – в префектуру работать Аньку точно не отпустил бы, и вообще работать не отпустил, а деньги на церковь все равно бы тратил. Как-то так…
– Позволь поинтересоваться тогда: какие деньги?
– В каком смысле?
– В прямом. Какие бы ты деньги тратил на церковь, если бы Анька твоя не работала в префектуре?
– Думаешь, сам не заработал бы?
– Да нет, заработал, конечно… На двушку в Митине – максимум, по ипотеке, или снимали бы… Сам знаешь, как в нашем царстве все устроено: не подмажешь – не поедешь, не прогнешься – не получишь…
– Ты хочешь сказать, что все равно Анька бы меня презирала?
– Хочу и говорю. Только не думай, что ты один такой несчастный. В моем случае так называемая «золотая середина» примерно к таким же последствиям приводит. Вообще, это словосочетание лишь звучит хорошо, а на самом деле…
– …Два в одном, – совсем сникнув, продолжил брат Водила, – и оба хуже. Ненависть за то, что дома запер, и злоба за то, что обеспечить нормально не можешь… Прав ты, пожалуй. Но тогда получается – выхода нет, даже крошечной надежды на выход нет. Как жить-то дальше?
