На этом месте я на мгновение перестаю быть юношей Витей и снова превращаюсь в Витю-Писателя. Картинка того весеннего дня, где я, семнадцатилетний, с родителями и дедом беседую во дворе школы, как живая стоит у меня перед глазами. Она именно стоит, нетвердо опираясь на несуществующие ноги, дрожит, дергается и наполняется невероятным напряжением. Так, наверное, выглядит мост за секунду до разрушения от усталости металла. Или жизнь перед смертью… Я отлично помню продолжение дедушкиной фразы: «А улыбаюсь я глупости своей: надо же, а слона в лавке и не приметил. Об анкете забыл, ну надо же…» – сказал он тогда. В этом варианте моей судьбы после слов «а улыбаюсь я…» дед на минуту закашлялся, отсморкался и продолжил по-другому:
– …глупости твоей, я глупости твоей улыбаюсь: надо же, а слона в посудной лавке ты и не приметил. Нельзя, Витя, быть таким дураком, взрослый ведь уже мальчик. Ты что, думаешь, Контора, прежде чем с родителями говорить, анкету их не изучила до седьмого колена? Врут тебе мамка с папкой. Врут, как в детстве врали про Деда Мороза, а ты веришь. Знаешь, возможно, они и правы: нечего маленьким пацанятам около серьезных дел тереться.
Почему он так сказал? Он не был против того, чтобы я пошел в Контору, считал, что СССР скоро грохнется, а хорошее образование и связи с могущественной организацией помогут мне выжить на его обломках. Но и сильно «за» он тоже не был, поэтому и промолчал в моем случае. А тут сказал… Что явилось причиной? Неужели внезапно напавший кашель? Залетела пылинка в рот, защекотала горло, вызвала приступ, изменила давление, настроение, уровень гормонов и еще какой-нибудь хрени в крови. И вот, пожалуйста, дед решил проявить честность и принципиальность. Но тогда все наши удачи и неудачи, вся наша жизнь, получается, от пылинки зависят? И сами мы, получается, просто пылинки, хаотично и бессмысленно перемещающиеся в пространстве и времени… Зачем я, в этом случае, сижу в стерильно-белой комнате и вижу диаметрально противоположные варианты своей судьбы? Почему все эти варианты закончились одним и тем же прыжком с красивого Крымского моста? Для чего-то это все-таки нужно, наверное?
Так и не найдя ответов на мучившие меня вопросы, я снова погружаюсь в жизнь Вити-Чекиста, становлюсь им и оказываюсь в очень интересном заведении для юных конторских дарований, неподалеку от станции метро «Маяковская».
* * *
Уверенность в своих талантах, восторг от тайны и избранность – что еще нужно семнадцатилетнему молодому человеку от жизни? До написания первой книги про Гарри Поттера было еще лет пятнадцать, но лучше Джоан Роулинг атмосферу подобных элитных заведений не выразил никто. Хогвардс, натуральный Хогвардс, без всякого преувеличения. Мудрые, опытные преподаватели, общавшиеся с нами строго, но уважительно, и ученики – сливки юношества Москвы конца восьмидесятых. Избранные из миллионов, хваткие, умные, совсем не совковые, я и не видел до этого так много умных людей в одном месте. Ощущение волшебства усугубляли псевдонимы, розданные нам перед началом учебы. «Манитоба Ястребиный Коготь» было бы, конечно, лучше, но и «Володя Полуясный», под именем которого я учился в таинственной школе, вдохновляло меня неимоверно. Все-таки замечательные психологи работали раньше в Конторе. Полуясный… В точку они попали, вся жизнь у меня полуясная, и сам я – полуясный, а полунеясный.
До начала занятий в конторском Хогвардсе я не находил себе места: правильно ли сделал, хорошо ли поступил? КГБ – цитадель зла, оплот ненавидимого мною коммунизма. Солженицын, Шаламов, рассказы Славика – куда меня, дурака, понесло? Мать, после разоблачения дедушкой во дворе школы, со мной не общалась, но согласие на учебу все-таки подписала. Дед, наоборот, успокаивал как мог.
– Да плюнь, – говорил, – Витя, они уже сами давно ни во что не верят. И не верили никогда, еще я в НКВД служил, а они уже не верили. Хаосом правят тайные службы – что у них, что у нас. Хочешь быть при делах – зажми нос и иди. Да и ненадолго это. Скоро все рухнет, а связи останутся. Это жизнь, внучок, такая вот взрослая жизнь…
Мои сомнения развеялись на первом же вступительном уроке. Куратор нашей группы, после традиционных заклинаний о верности социалистической Родине и партии большевиков, спокойно и доходчиво разъяснил волновавшие меня тонкие моменты.
– Я знаю, ребята, – сказал он, иронично улыбаясь, – многие из вас долго думали – принимать ли наше предложение. Это хорошо, что думали, недумающие сюда не попадают. Я даже знаю, что вас останавливало. Ну как же я, – говорили вы себе, – молодой, прогрессивный парень, слушающий, предположим, AC/DC, влюбленный в голливудские фильмы и недавно умоливший родителей купить себе первые настоящие американские джинсы, окажусь в этой страшной, угрюмой организации, где обожают нафталиновых Зыкину и Кобзона, а за несанкционированный просмотр «Крестного отца» еще недавно сажали в тюрьму? Зыкину и Кобзона я действительно люблю, но и против AC/DC, в принципе, ничего не имею, за исключением маленьких нюансов, о которых скажу позже. Я, если хотите знать, в молодости фанатом «Битлз» был и под Элвиса рок-н-ролл отплясывал, а «Крестного отца» на Лубянке посмотрел всего через месяц после премьеры в Голливуде. Хороший фильм, реалистичный очень, все как в жизни. А в жизни семья Корлеоне ничем не лучше семьи Гамбини, к примеру. Так же убивают, воруют и занимаются прочими гнусностями. Но семью Корлеоне зрителю жалко почему-то. А жалко ее потому, что главный герой – из семьи Корлеоне. Вот он родился просто Корлеоне, и этого вполне достаточно, чтобы ему сочувствовать. Вы – ребята из семьи СССР, а раньше эта семья называлась «Россия». Вы по факту появления в нашей огромной стране, в нашем красивом доме, – члены нашей команды. Вы умные молодые люди и прекрасно понимаете, что враги бывают не только у людей, но и у семей и даже целых стран. А кто работает на чужую семью и страну – тот предатель. Может, чужая семья в тысячу раз лучше и правильнее, но все равно предатель. На самом-то деле еще не факт, что лучше, это вы потом поймете. Но даже если лучше… Не было еще никакого коммунизма при Иване Грозном, а враги у России уже были, перли псы-рыцари с Запада на страну, уничтожить нас хотели, а с Востока татары перли. И КГБ уже тогда был, правда, назывался в те времена опричниной, но функции выполнял те же. Вы поймите, мы западную музыку, кино и джинсы эти – на первый взгляд невинные – запрещали не из-за того, что они плохие и некачественные. Нет, хорошая музыка и штанишки замечательные. Просто в каждом звуке, в каждом кадре, в каждом шве на замечательных этих штанишках было зашито: у нас лучше, вольготнее, сытнее и веселее, вы слышите, как у нас хорошо, бандерлоги, идите к нам быстро… Но все это барахло – вчерашний день. ЦРУ сейчас новую штуку разрабатывает – компьютерные сети, Интернет называется. Вот где развернется настоящая битва! А нынешнюю битву мы проиграли, к сожалению. Но ничего, проигранная битва – не проигранная война. Неизбежному не надо сопротивляться, неизбежному надо помогать, в него надо внедряться, а при возможности – возглавить, чтобы в конце концов отомстить и одержать решающую победу. Я не доживу, но верю – вам это удастся. Так что носите что хотите, слушайте чего желаете, но помните: вы из нашей семьи! Вы – самые сильные, умные и ловкие ее сыновья. Нет у нашей семьи защитников, кроме вас. На вас вся надежда. Не подведите, а иначе – до Москвы они дойдут, как в сорок первом, а мы даже и не заметим. Развратят, заразят жадностью и нехорошими болезнями, одурманят наркотиками и мнимой свободой, брата на брата заставят подняться, уничтожат и втопчут в грязь. И не потому, что они плохие-злые, жизнь просто такая. Гамбини всегда против Корлеоне, ну и, соответственно, наоборот. Не подведите, ребятки!
