– Что будешь делать? – очнулась от своих мыслей Ольга.
– Что делать? – засмеялся Алексей. – Уже сделал. Дубликат. И подписи подделал, все будет хорошо.
Он посмотрел на Илью, снова засмеялся и сказал:
– В следующий раз, дружище, когда будешь устраивать корриду на МАЗ, оставь, пожалуйста, шифр от сейфа. А то как-то…. Сам понимаешь!… Все, пойдем, Оленька. Поехали, я тебя отвезу. Тебе сейчас куда? – их голоса уже таяли в конце коридора, а Илья снова и снова удивлялся верности своего помощника. Такое бывает редко, – думал он. – За фирму можно не волноваться. Дело в надежных руках… Дело! – и перевел взгляд на ненавистное тело.
9
– Ну, чего? Поиграем? – веселилась Евдокия. – Кого еще разбудим?
Он теперь часто приходил ночью к людям, лежащим в холле на женской половине этажа. Зачем это делал – не осознавал, но одному в палате было невыносимо. Снова и снова думал, как ему разбудить самого себя.
– Давай, твоя очередь! Тренируйся! – продолжала Евдокия.
– Что это даст? Это всего лишь сон, – ответил Илья.
– Сон, не сон – делать что-то надо. Ну-ка, расскажи нашей Оленьке сказку на ночь. Уж больно сладко она спит.
Оленька, молодая женщина с переломом бедра после операции, лежала недалеко на кровати, предаваясь безмятежному сну.
– Ох, доиграешься, Евдокия, – не выдержала Оленькина тень, – вот проснусь, подойду к приборам и отключу тебя, будешь знать, как играть по ночам с людьми.
– Не подойдешь. Ходить-то не можешь! – возразила Евдокия.
– Подползу ради такого дела!
– Да ты ничего и не вспомнишь! Это же сон. Мало ли что может присниться, – засмеялась Евдокия.
– А если вспомню?
– Что же, грех на душу возьмешь, человека на тот свет отправишь?
Ольга задумалась: – Твоя правда, грех не возьму, а вот тебя проучить бы стоило.
– Так я же для дела. Вот, Муромца из комы вытаскивать нужно, месяц уже валяется. Пусть тренируется, пусть наблюдает, может, чего и поймет.
– Сама-то лежишь третий месяц, что же не проснешься?
Евдокия стала серьезной и проворчала:
– А мне вроде ни к чему.
– Почему? – спросил Илья.
– У тебя дочь! – добавила Оленька.
– Не ваше дело, – вдруг огрызнулась Евдокия. Потом все долго молчали. Наконец она произнесла:
– В том-то и дело, что дочь. Большая уже, на выданье. А тут я с переломом башки. Да что там голова! С лесов свалилась, малярничала – это ладно. А вот позвоночник. Что с ним делать?
– Что с позвоночником? – спросил Илья.
– Перелом у нее, – произнесла Оленька.
– Перелом! – прошептала Евдокия, – так всю жизнь и будет моя девочка утку за мной выносить… Якорь на шее! И кому она с такой обузой нужна будет?
– Что ты такое говоришь? – воскликнула Оленька.
– То и говорю.
И снова долгая пауза.
– Позвоночник лечится, – произнес Илья. – Сделают операцию…
– Операция? Миллионы! – воскликнула Евдокия.
– Что? – не понял Илья.
– Доктора дочери насчитали – миллионы. Вот тебе и операция. Это ты привык за все платить, а мы денег таких не видели.
– Миллионы? – засмеялся Илья. – У нас медицина бесплатная. Помогут. Куда они денутся?
– Ты придурок или притворяешься? – вспылила она, но быстро пришла в себя. – Ничего дороже бесплатного и не бывает. Жизни не знаешь?
– Откуда мне знать? Я в первый раз в больнице лежу. К врачам никогда не обращался…
– Повезло, – пробормотал кто-то в темноте.
– А если человеку нечем платить? – спросил Илья.
– Лежи в коридоре и подыхай, – Евдокия понемногу успокоилась, сидела и тупо смотрела в пустоту. – А если дочке не дай бог мысль придет в голову – квартиру продать, у нее же ничего не останется. А куда дальше? На панель?
– Что решила делать? – спросил Илья.
– Что-что? Не суетиться… Так, кому сегодня сказку расскажем, бабоньки? Поможем парню? – и она хрипло засмеялась.
– Какой смысл? Они просто спят, – безвольно отмахнулся Илья.
– Мне, – вдруг прошептала старушка, лежащая рядом с Евдокией. Это была старенькая, худенькая, интеллигентного вида, женщина, глаза ее светились веселыми огоньками. Она была словно не от мира сего…
– Тебе? – удивилась Евдокия, – тебе Антонина сколько не рассказывай, все равно бесполезно… Вот, – повернулась она к Илье, – третья наша подружка. Валяется в коме уже второй месяц.
– Ну и что? – улыбнулась Антонина. – Сегодня я пальчиком на ноге пошевелила, только никто из врачей не заметил.
– Нужны мы им! – воскликнула Евдокия. – Пальчиком, говоришь? Скажи, Антонина, а тебе туда зачем? Что ты там забыла? Совсем одна, никого нет, ни разу навестить никто не пришел.
– Почему же, нет. Сын есть, живет заграницей.
– Заграницей?! А тебя чего к себе не забрал?
– У них в Финляндии законы такие – мать не считается близкой родственницей, нельзя ее забрать.
– А кто же она – мать? – возмутилась Евдокия.
– Никто, – сказал Илья, – там законы такие.
– Вот, мать, перемать! И как там люди живут? Мать – не родня, дожили!
– Зато толерантно, – воскликнул Илья.
– Чего? – переспросила Евдокия.
– Ничего, это я так.
– Ну и что тебе терять в твои восемьдесят с лишком? – продолжала Евдокия.
– Кактус.
– Не поняла?
– Когда мой мальчик был маленьким, он подарил мне кактус. Маленький пушистый зеленый шарик. Это было больше сорока лет назад. Стоял он у меня на подоконнике многие годы, рос, и вдруг зацвел. Случилось это десять лет назад. Такая прелесть. Я фотографию сделала, сыну отправила, а он написал, что теперь каждые 5-10 лет он непременно будет цвести. И действительно, несколько лет назад он снова зацвел, а больше месяца назад я заметила, что он в третий раз пустил бутончики. Я сыну позвонила, пообещала, что скоро – через месяц-другой снова вышлю фотографии. Он сказал, что будет ждать. А как он радовался! А потом…
– Сдох твой кактус давно, – воскликнула Евдокия, – кто его поливал?
– Соседка. Когда меня в больницу увозили, я еще в сознании была, попросила ее и ключи дала. Она замечательная женщина. Не забудет.
– Ну, и что?
– Уже, наверное, зацвел. Нужно мне домой попасть обязательно. Опять фотографию сделаю, мальчику своему пошлю.
– Фотографию? – неуверенно произнесла Евдокия и задумалась.
