– Когда?
– Прямо сейчас, – отозвался первый.
– Кто такие? Какая семья.
– Семья? – задумался второй, – папа работает…, он занимается…, как это, я забыл,… как называется темная вязкая жидкость?
– Она еще хорошо горит, – добавил первый.
Илья скрыл улыбку, – такая вонючая, вязкая? Нефть это называется.
– Да-да, – радостно воскликнул первый, – нефть.
– И что он с ней делает? Сжигает?
– Он ее продает, – грустно сказал второй.
– И все?
– Да.
– Зато у них в доме висят картины, квартира заставлена мебелью позапрошлого века – это все произведения искусства! – глаза у первого загорелись.
– Ребенок, попав в такую среду, будет созерцать прекрасное, вечное, он будет находиться в атмосфере праздника, величия, – сказал второй, а первый вдруг вспомнил:
– Но папа торгует нефтью.
– Зато троюродная прабабушка у будущей матери была дворянкой, окончила институт благородных девиц, прекрасно пела, танцевала…
– Но папа…
– А на столе у папы стоит чудесное яйцо – изделие самого Фаберже! Значит, прекрасное ему не чуждо!…
– Так. Хорошо. Я все понял. Вы были там? – перебил Илья.
– Конечно.
– Коротко о квартире.
Какое-то время он слушал отчет о визите этих двоих в святая-святых, наконец, прервал:
– Кто там будет – мальчик или девочка?
– Девочка, – хором ответили эти двое.
– Кто из вас берет?
– Что? – не поняли они.
– Тьфу! – и поправился, – кто достоин?
– Он.
– Он.
Они ткнули друг в друга пальцами.
– Понятно. А теперь смотрите сюда, ребята, вон кто достойнее, – и показал на Юну. – Поняли меня?
– Да! Конечно! А вы уверены?
– Без дураков!
– Что? – не понял первый.
– Зуб даю.
– Зачем? – удивился второй.
– Я не я, если обманул – так достаточно?
– А почему она сюда не подойдет сама?
– Стесняется.
– Ох! – в сердцах воскликнул первый.
– Ей нужно помочь, согласны?
– О! Конечно!
– Она уже ходит… Ходит она уже… Сто лет кряду ходит, и все без толку, всех пропускает, дурочка, любить она, понимаешь, хочет.
– Любить?
Эти двое с восторгом посмотрели на Юну и первый горячо воскликнул:
– Поэтому до сих пор находится здесь. Конечно! Вы правы! Это редкость! Это великий дар! Она самая достойная.
– Вот!
– А знаете, хотите я для нее предложу чудесный вариант, – воскликнул первый, – в городе Нарофоминск…
– Нет, не хочу! – заорал Илья. – Ну, что – заметано? – и потрепал их по плечам, – все, ступайте, не смущайте девицу, а то она сейчас сбежит, чтобы вам больше досталось… Стоп. Адресок черканите.
– Что? – не понял первый.
– Адрес какой?!
И получив ответ на свой вопрос, он проводил эти странные создания взглядом. Когда они удалились, махнул девушке рукой.
– Ну? – первым подошел Ворчун, вел он себя, словно папаша, который выдавал свою девицу замуж.
– Отличный вариант, последний этаж, двухъярусная квартира, двенадцать комнат, три санузла, сауна, живут два человека. Пока два. Есть собака. Мамаша молодая, здоровая, красивая ба… женщина. Прислуга приходит через день. Есть повариха. Папаша – нефтяной магнат. Мать сидит дома. Стены увешены картинами голландцев, куча антиквариата… Даже Фаберже! Ну как?
И с радостью уставился на этих двоих.
– Чего молчите?
– Понятно, – проворчал Ворчун.
– Чего тебе понятно? – не понял он.
– А теперь слушай меня, – заговорил Ворчун. – Будет эта девица расти и процветать, как цветочек на подоконнике, будут у нее лучшие платья и наряды, лучшая школа и колледж, поездки на курорты по всему миру. Будет твоя девица орехи лущить яйцом Фаберже и усы пририсовывать голландским пэрам в золоченых рамках на стене, а потом, когда вырастет, засранка…
– Кто? – не поняла Юна.
– Не важно. Вырастет, будет у нее лучший кабриолет на всем Кутузовском. Сядет однажды детка в машинку, нажмет на педальку и с бандой стритрейсеров ночью выедет на проспект – миля-другая, скорость 250, ветер в лицо, а в крови шумит молодость, задор, а в крови играет травка или что покруче, а сзади гудят, торопят. И надо же было этим несчастным стоять на остановке. Ббаммсс! И никого. Месиво. А папочка утром отправит шалунью заграницу, и дело спустит на тормозах. Вот одна из версий. Ну как?
– Ты ненормальный! – воскликнул Илья.
– Обречена быть убийцей твоя пассия, как вариант.
– Что же, поэтому здесь не топчутся ваши? Кто же там родится, если никто сюда не приходит?
– Шансов мало, – закончил Ворчун.
– Это должны быть очень подготовленные люди, прошедшие не одну жизнь, преодолеть искушения и стать человеком не так легко, – вздохнула Юна, – не каждый к этому готов. Чудесный малыш несомненно появится на свет, к нему придут, обязательно его найдут, несмотря ни на что.
– Несмотря ни на что?! Ну, вы даете… А ты? Куда хочешь ты? Где ты ищешь?
– Мне пока трудно к вам попасть. Но, есть свободные существа, которые ждут меня.
– Например?
Юна не ответила, лишь тихо произнесла:
– Знаю одно – скоро.
– И сколько времени ты ищешь?
– Около двадцати тысяч лет…
– Что?! Сколько?! – и он выпучил глаза. – А мне? Сколько еще понадобиться мне?! Что мне нужно сделать?! – он был в панике. Отбежал в сторону и зажал голову руками, чуть не заорал на весь проспект, а на него с удивлением уставились идиотские, вечно улыбающиеся, лица. Потом вернулся.
– Хорошо. Допустим. У вас большая конкуренция. Но я уже имею тело, оно мое, никто его не займет, никого достойнее меня не будет. Почему я не могу в него вернуться?
– Никто, кроме тебя. Ты прав.
– Ну?
– Только ты. Достойнее тебя никого. Так вернись в него достойно, – улыбнулась Юна.
– Идиотизм!
Какое-то время они шагали молча, глядя по сторонам, а он в ужасе соображал. Впервые в жизни он не знал, что ему делать. Он был абсолютно беспомощен, а общение с этими существами запутывало все еще больше. Видимо, пора оставить их и вернуться в больницу, нужно что-то решать, думать, эти не смогут ему помочь ничем.
