Орлов подпрыгнул на кровати… Сон! Это был всего лишь сон! Пошевелил ногами, потом руками. Это не мент, это он! Слава Богу! Весь мокрый от бега или от жары, он проснулся! В мокрой постели, в кошмаре, но проснулся! А большая сильная женская рука обнимала его за плечо и, как мать в детстве, нежно гладила, успокаивая, пока он не пришел в себя. Воистину пришел в себя и ни в кого другого – вернее, добежал.
– Как хорошо, что никто не знал и не догадывался о них с Машенькой, – подумал он. – Иначе конец! Во всем нужно шифроваться, ни минуты покоя, даже в собственной постели.
И с благодарностью посмотрел на Машеньку – свою боевую подругу. А она тем временем большой ладонью заботливо стирала пот с его лица, с шеи и плеч и приговаривала:
– Ну что ты, дурачок, ну, успокойся, все хорошо.
А на руке ее во всю длину красовался огромный красный синяк, огромный след, непонятно откуда взявшийся. Он от неожиданности вздрогнул, посмотрел на нее, но ничего спрашивать не стал. Да, и о чем он мог спросить – то был сон. Просто сон.
– Ну и компания собралась на стадионе, – подумал он, – и каждый норовит… одни враги… везде одни враги.
А еще подумал: – Почему на стадионе не было зрителей, где же люди, где тысячи болельщиков? На заводе, – вспомнил он. – Конечно, все эти люди, весь город на заводе – он сам их туда отправил. Все на своих рабочих местах, – посмотрел на Машеньку, на свое отражение в зеркале, – слава Богу, все на своих местах… и он тоже. А солнце этим чудесным утром, весело заливая комнату весенними лучами, смеялось и желало доброго утра.
Глава 27
Это солнце заливало ярким утренним светом весь городок, заглядывало в окна опустевших домов, освещало лица людей, которые начинали просыпаться в цехах, на своих рабочих местах. Заиграло лучами по крошечным волнам будущего моря, будет оно или нет – неизвестно, но волны спокойно плескались о прибрежные камни, куски бетона и асфальта.
По улицам городка со всех сторон, по площадям и переулкам, шли люди. Нет, не люди – пока совсем еще юные существа. Это были дети. Прошла целая неделя с тех пор, как они потеряли своих родителей, старших братьев и сестер. Но дети не унывали. Всю неделю они учились в школах, прилежно выполняли задания, и знали, что их родные здесь – рядом. Они на заводе. Они работают. А значит, так надо. Взрослые должны работать, и если они не вернулись домой, значит, они очень заняты. Работа – есть работа. Но, сегодня! Сегодня был выходной, и ручейки из маленьких горожан устремились из дальних уголков к заводу, к месту, где находились их родители, и теперь они законно хотели их видеть. Так большая заводская площадь заполнилась маленькими созданиями. Они молча шли сюда, молча выстроились на просторной площади, и утреннее солнце ярко озарило их юные лица ослепительными лучами, делая их еще светлее. А взрослые из окон здания-дракона тоже смотрели, не отрываясь, сквозь большие окна цехов. Смотрели на улицу, где светило яркое солнце, которое освещало их любимых детей. Они не могли подойти к окнам, но смотреть им никто не запрещал. Это было их законное право – видеть своих детей и любить их.
Подразделением бойцов ОМОНа командовал опытный офицер, он имел боевой опыт в стране, где… не важно – где, но боевой опыт он имел. Не один раз, будучи командиром, решал самые сложные, казалось бы, невыполнимые задачи и сейчас снова находился на передовой, принимая нелегкое решение. А эти детские глаза и их молчаливые лица, настороженные движения и взгляды совсем юных девчонок и мальчишек, как никогда, ставили его в тупик. Одно дело, когда перед тобой противник. И не важно, какой, не имеет значения, превосходят ли его силы и чем вооружен. Главное, что враг вооружен, главное, что ты имеешь приказ – тогда все привычно и просто. Нужно занять правильную позицию, обеспечить пути отхода, вовремя выслать разведку и получить данные, а потом дело техники и умения. И еще, дело за ребятами – профессионалами, которые рядом с тобой. А сейчас с ним была группа суперпрофессионалов, настоящих бойцов, которые могли легко разорвать противника в клочья, не задумываясь… Не задумываясь…
А как тут не думать и выполнять приказ, когда против тебя какая-то ребятня из соседних дворов, многих из которых ты знаешь, которые дружат с твоим сыном… кстати, вон он стоит со своими друзьями… Он тоже давно не видел своего отца. Как выполнять приказ? И тут по мановению обстоятельств, по воле странного совпадения или случая, в руках засвистела рация. Орлов на другом конце провода четко, по-военному требовал отчета: – Слушаю! Доложить обстановку!
Лейтенант снова посмотрел на толпу детей и готов был начать рапорт, но вдруг замер. Что он скажет – противник, это дети. Что они без оружия! Они не нападают, даже ни о чем не просят, только глаза их молчаливым укором смотрят на бойцов спецназа и еще… заглядывают сквозь окна цехов, и молчат! Черт побери, ну почему они молчат!!! Проще было, если бы они что-то говорили, о чем-то просили, плакали. Но, они молчат и по-взрослому смотрят на бойцов… на него… И сын его тоже… Сын, которого он учил быть мужчиной, бойцом, быть сильным, всегда защищать слабых, учил, что милиция и спецназ лучшая профессия для парня. Только там он сумеет стать настоящим мужиком, за которого не будет стыдно. А тут завод, проходная, этот пост, он скрывает за собой людей, которые работают, и что-то делают… Кстати, что они там делают? – подумал он. – Хотя, сейчас это не важно… не время… это его не касается.
– Что там у тебя? – в десятый раз вызывал Орлов.
Лейтенант поднес рацию к губам и ответил: – У нас проблемы.
– В чем дело, какие еще проблемы? – закричал Орлов. Лейтенант снова посмотрел на толпу детей и ответил: – Мы теряем высоту… то есть плацдарм.
Орлов уже громко орал в рацию, так, что его слышали бойцы, стоящие рядом, – я спрашиваю, что у вас случилось?… Выезжаю, до моего приезда – приказ держаться.
А эти глаза детей, их неуклюжие позы… и это молчание. Жуткое молчание, взгляды со всех сторон и из цеха тоже. И тишина… Она разрывала барабанные перепонки, словно контузила децебеллами взрывов снарядов и мин. Но, что может быть страшнее неразорвавшейся бомбы и что может быть тяжелее, чем слушать, внимать молчаливой толпе, которая просто смотрит в недоумении с укоризной и надеждой детских глаз.
– Мы потеряли позицию! – прошептал он в рацию, стер пот со лба, отпер двери в цеха, и толпа счастливых детей устремилась во внезапно открывшуюся воронку. Ворвалась туда без какого-либо пропуска. А солнце ласково слепило глаза лейтенанта, и его сына, который стоял рядом с отцом и гордо держал его за руку. А рука эта была теплой и родной, а солнце горячим и ласковым. Пожалуй, этот бой был самым трудным в его жизни…
На территорию завода одновременно въехали пять машин. Они заполонили всю просторную площадь, и, казалось, здесь теперь не осталось места ни для кого, хотя, совсем недавно сотни детей помещались на его огромной площади. Это были непростые машины – все со спецномерами, только одна была странненькая – маленький грузовичок из которого во все стороны торчали рулоны с бумагой. Из нее на площадь выскочил Мэр. Следом из прочих авто один за другим появились Орлов, глава МВД, глава налогового ведомства и последним из шикарной машины выполз изможденный Петр Ильич. Вся пятерка сразу же двинулась к проходной. Орлов сориентировался первым и уже отдавал приказы.
