— Я в этих танцах, тем более таких, откровенно признаться, не понимаю ни бельмеса, — начал и запнулся Турин, подымая рюмку. — Вот, может, Вероника?
— Всему мы обязаны американцам, — бесцеремонно, как на партийном собрании, вступилась та, но под пристальным взглядом секретаря покраснела и вслед за Туриным пригубила водку, лизнув кусочек лимона. Лимон её вдохновил, и она закончила смелее: — Однако я не нахожу их вульгарными, как некоторые. Многое зависит от артиста, если танцор вполне морально подкован…
Турин незаметно подтолкнул её, и она запнулась.
— Мы все так считаем, — откуда-то донёсся голос Задова, и тут же появился он сам. — Анатолий Васильевич Луначарский, уже будучи наркомом просвещения, не испугался пригласить в революционную Россию великую актрису зажечь огонь культуры в сердцах и душах молодых.
— Ну, понесло агитатора, — подмигнул Странников Турину, чтобы тот не забывал наполнять рюмки, казавшиеся ему слишком маленькими среди большого количества бутылок на столе. — Его теперь не остановить.
— Сам Станиславский чуть не влюбился в неё, едва увидев! — продолжал рассыпать восторги Задов.
— О ком вы? — широко раскрыла глаза Вероника, следя за танцем неистовой Стефании.
— О великой Айседоре Дункан, конечно, — проследил за ней Задов. — А ведь нашей Стефании, которой вы сейчас любуетесь, ещё девочкой посчастливилось брать у неё уроки. Тогда Айседора открыла свою школу и некоторое время преподавала технику танца всем желающим девушкам и детям.
— Но почему на ней туника? Это же греческая одежда, а Дункан совершенно с другого континента?
— Красота, милая Вероника. Здесь царит красота! Простите, но вы женщина, а нас, мужчин, шокирует откровенный эрос, прозрачность лёгких покровов, за которыми подозреваешь чудесные телеса и ножки, бёдра, грудь! Взлетающие, зовущие и недосягаемые!
— Прервись, циничный старикашка! — оборвал его Странников. — Дай людям самим постичь суть бытия и прелесть наслаждения. Кстати, плесни-ка в наши рюмочки, моё горло пересыхает, лишь водка пролетает через него.
Он выпил, не дожидаясь остальных и, оглядев хмурым взглядом, заметил:
— Видел я твою американку в Кремле. И её первое выступление перед толпами поклонников. Собралось их великое множество. Знатные, между прочим, люди. Персоны!.. Должен заметить, не всех она очаровала, как ты расписываешь. Бульварными прыжками испуганной антилопы назвал кто-то её арт-танцульки.
— Московская публика известна своими холодными приёмами, — возразил артист. — Но Есенин именно после того выступления влюбился в неё с первого взгляда, а Станиславский…
— Стар твой Станиславский! — бесцеремонно перебил его Странников. — Поэтому млел пред молодостью и красотой. По столице долго сплетня ходила: жена изобличила его в привязанности к танцорке и пошутила, что та мечтает записать его в очередь своих престарелых женихов. Он тут же дал дёру.
Вероника расхохоталась, Турин тактично отвернулся.
— А волна-то покатилась по России! — Задов наслаждался длящимся представлением, не отводя глаз от Стефании. — Наши передовые женщины, последовательницы чудесного танца, уже посредством женсоветов вовлекают в искусство молодые дарования. Мы не прочь приспособить наш зимний театр, взялась бы за это Катерина Сергеевна Венокурова…
Произнеся это имя, Задов опомнился и едва не поперхнулся, но Странников плохо слушал его, поедая селёдку, и никоим образом не отреагировал.
— Впрочем, Зимний театр наш не годится, — затараторил вдохновлённый артист. — Мы со Стефанией посягнём на Аркадию. Летний театр будет как раз. Там столько помещений! Я верю, и вы, Василий Петрович, проникнитесь нашим прожектом, приложите руку к возрождению танца на астраханской земле!..
А танцовщица действительно сотворила чудо. Она заканчивала, и общему ликованию, казалось, не будет предела. Задов рванулся было к героине, но жёсткая рука ухватила его за воротник, и знакомый голос произнёс над самым ухом:
— Нет, задержись и ответь, несносный фигляр, что всё это значит?
— Давайте сначала выпьем за удавшийся праздник! За нашу бенефистку! — попробовал вывернуться Задов. — Вы можете гордиться, Василий Петрович! Это первая ласточка, с которой возродится наш новый театр. Как знать? А вдруг посчастливится затмить славу самого Ла-Скала? Мы на пороге этого. Дожить бы до великих дней!
— Но ты-то уж точно не доживёшь, — прощаясь с Туровым и его подружкой, Странников аккуратно, но настойчиво поволок приятеля от стола в тёмный уголок, где грустил рояль.
— Кончай наконец свой трёп, — едва сдерживался секретарь, когда они остались одни, хлопнул кулаком по крышке инструмента. — Объясни мне, зачем ты снова связался с хитромудрой еврейкой и её женихастым прокурором? Ну про прыгающую наркоманку я всё вроде уяснил. Тут у тебя свой интерес появился. А Глазкин со своей кикиморой зачем понадобились? Какую аферу ты вновь задумал?
— Василий Петрович, помилуйте, я вам всё сейчас объясню… — залепетал артист.
— Что им в этот раз понадобилось от меня и с какого боку прицепился ты? — не унимался секретарь. — Сказать по правде, не ожидал я от тебя такого. Преображаешься на глазах, Гриша. Мы — приятели, но ты порой злоупотребляешь моим терпением. Я креплюсь, креплюсь, но!..
— Прости! — обнял Странникова актёр, минута — и, казалось, он зарыдает. — И не вини своего старого товарища. Послушай только, в какую трясину их засосала судьба! Ах, Господи! Ты знаешь, почему они тянут со свадьбой?
— Мне б их заботы! — сплюнул Странников с досады.
— Не протянуть им руки сейчас — большой грех. А ты меня знаешь, Василий. У меня тонкая натура. Я не прощу себе, если пройду мимо. Умирать буду, но!..
— Не стони! — оборвал его секретарь. — Говори толком. Знакомы мне твои фортеля и выкрутасы. Знал всё, когда ещё утром в губком ко мне припёрся?
— Что ты! Что ты! Совсем меня с дерьмом равняешь! Чем я так провинился?
— Да ладно уж… Говори! — Странников раскрыл портсигар и закурил. — И поспеши, не то слетит сюда опять вся эта мошкара, облепит, рта не раскроешь.
— Глазкин едет в Москву! — выпалил тот.
— Слышал уже.
— Но его никто не вызывал.
— Вот это уже интересно…
— И, конечно, никакого назначения на высшую должность ему не светит.
— Постой! Об этом конкретного разговора не было. Он что-то промямлил, не то за назначением едет, не то… Одним словом, не уловил я.
— С тобой такого разговора не было, — твёрдо отчеканил Задов, — верно.
— Значит, будет?
— Враньё! — Задов преображался на глазах. — Наоборот. Арёл, губернский прокурор, собирается возбудить против него уголовное дело.
— Дело? Против своего заместителя!
— И хочет взять под стражу.
