Очевидный беспредел не мог не вызвать недовольства мирного населения, а порой приводил к открытым стихийным противодействиям и вооружённым выступлениям.
Сергиенко было известно, что Арестов тем и прославился, когда в 19-м году, будучи командиром преданных ему бойцов Железной гвардии, рискуя собственной головой, взял под стражу зарвавшегося чекиста, присланного с Кавказа, и предал бы его суду за злодейства, не защити того Киров с Дзержинским.
В стране случаев подобного рода было немало: в 1920 году вынуждены были расстрелять пятерых сотрудников Николаевского Губчека за коррупцию, взяточничество и другие должностные преступления, четверых екатеринославских чекистов — за шантаж и вымогательство…
Однако ни один пример не был обнародован, как и тот позорный случай в их городе, наоборот, постарались забыть, изобразить события в ином свете, а на тех, кто вспоминал, недобро косились.
Но расстреливать по ночам так и продолжали, пообещав публиковать списки в газете «Коммунист»…
Если в первое время советской власти Ленина не пугали неограниченные полномочия органов ВЧК, то рост репрессий, увеличивающийся с каждым годом, заставлял задумываться. Щупальца спрута, руководимого Дзержинским, не знавшего пощады, всё глубже проникали во власть, добирались до самих партийных деятелей — прародителей монстра, творя бесчинства и наводя ужас. Это подтолкнуло Ильича активно поддержать инициативу члена Политбюро РКП(б) Каменева о сужении полномочий ВЧК, Ленин даже отклонил скороспелый проект, не только не реорганизующий комиссию, но и не менявший её названия. Но большего сделать не смог даже он. Процесс оказался необратимым, с монстром нельзя было покончить либеральными и гласными средствами. Требовалась секира, но к тому времени Сталин ещё не окреп.
В очередном проекте, полностью политическом, комиссию, конечно, переименовали… в ГПУ, сохранив и приумножив кадры, расширив функции, а скоро наделили и правом на расстрелы без законного правосудия.
Вот о чём знал и всегда помнил Арестов, вразумляя своего заместителя: сам же он старался забыть свои легкомысленные подвиги в молодые годы на заре взбаламутившей ему кровь революции, никому о них не рассказывал, тихо и мирно просиживал штаны в кабинете председателя губисполкома, с нетерпением выжидая момента убраться с глаз долой подальше, где б его никто не знал; вынашивал он и другую тайную мыслишку, а вдруг ненароком удастся взлететь высоко, стать совсем недосягаемым… ежели, например, в столичный Кремль… А что?
Сергиенко же, покончив с бумагами и откушав чая, принялся за поиски обоих членов тройки, приказав секретарше прозвонить им в приёмные. Каково же было его удивление, когда доложили, что Странников у себя должен быть с минуты на минуту, так как назначил встречу начальнику ОГПУ, и Трубкин собственной персоной уже с полчаса дожидается в приёмной его прибытия.
«Вот момент, который больше может не представиться! Обоих враз и застану!..» — вгорячах схватил папку с документами заместитель и уже готов был мчаться к дверям, но другая мысль остановила его.
Вспомнил он то самое едкое замечание мудрого своего начальника по поводу означенных лиц, собственные размышления, разбередившие душу во время чаепития, и, откинувшись на спинку кресла, крикнул, чтобы принесли новую чашку, только холодней. Остудиться вдруг захотелось и не без основания.
А Странников, задержавшийся в больнице, возвращался к себе. Хмуро кивнув поднявшемуся навстречу Трубкину, прошёл в кабинет, на ходу задымив трубку.
— Как сегодня вода? — бросил без выражения за плечо.
— Уровень ниже, — топал за ним Трубкин, нагнув голову, потея и поправляя спадающее на жирный нос пенсне.
— Думаешь, не повторится 31 мая? — резко развернулся секретарь, вдруг остановившись. — Не набросится, как в тот день, стихия, словно убийца из-за угла?
Трубкин отпрянул, чтобы не натолкнуться, промолчал.
— Пережил я те сутки тяжко, до сих пор в глазах брызги волн, рвущих наши валы. Не дай бог снова! — так и не дождавшись ответа, секретарь прошагал к столу, грохнулся в кресло всем телом, обмяк, перевёл дух. — Вчера на митинге не пугал народ особо, но остерёг, чтоб на расслабились. Вражина силы ещё имеет, чтобы тайно броситься. Ох, могуча стихия! А главное, ничего про неё доподлинно неизвестно, как про коварного врага! А?.. Что молчишь?
— Спадает вроде… — выговорил наконец начальник ОГПУ. — А может, и повторится всё… Вы ж правильно обозначили — стихия. Но мы начеку.
— Вот и я жду, — шумно выдохнув, окутался табачным дымом секретарь. — По ночам не спится, а повезёт со сном — кошмары допекают. Всё за спиной кто-то крадётся.
Странников разогнал дым рукой, впился глазами в Трубкина, словно тот его и мучил ночами, но помалкивал начальник ОГПУ, так и стоял навытяжку, сам на себя не похож.
— Чем маешься? Знаешь что? Какая ещё зараза нагрянула?
Трубкин, решившись, убрал с носа пенсне, завертел в руках папку — не поддавались тесёмки, выскальзывали из толстых коротких пальцев.
— Да брось ты её! — в сердцах не выдержал секретарь — С Таскаевым что-нибудь? Что топтуны да слухари твои проведали?
— Снял я с него наблюдение… — прорезался голос у Трубкина, побледнев, он икнул и выпалил: — Мейнца арестовали в Саратове.
— Что? Кого? Мейнца?!.. — Странникова так и подбросило на ноги. — Ты в своём уме?! Когда?
— Ночью. Телеграфом сообщили. Дежурный с постели меня поднял…
Странников дрогнул, словно его ударило в спину, обмяк в кресле, схватившись за голову, забормотал несвязно:
— Я ж в розыски пустился. Звоню туда — отбыл назад, отвечают… Из-за наводнения, думаю, где застрял… А значит…
— Секретным… спецтелеграфом поручение поступило, — затянул своё Трубкин. — Приказано провести обыск у него дома и по месту работы.
— В губкоме?! — конвульсии пробежали по лицу секретаря.
— Деталей мало сообщили… Взяли их с Венокуровой…
— С Катькой?! — в большом удивлении вскинул глаза Странников.
— На явочной квартире обоих и накрыли перед самым отъездом. Всю троцкистскую банду.
— Сволочи!.. — будто очнулся от отупения секретарь, заскрежетал зубами и заколотил ладонями обеих рук по столу.
— Мейнц дал признательные показания, — не останавливаясь, вываливал всё до конца Трубкин. — Про доклад ваш тоже. Сжёг он его.
— Сволочи! — уже стонал Странников. — А баба эта!.. Кроме бл…ва, ни на что способна не была!
— Активными членами значились оба, — осторожно поправил его Трубкин, бледность исчезла с его лица, он вроде как бодрился, смелее поглядывал на метавшегося секретаря. — Приказано проверить их контакты.
— Контакты? Ах они!.. — Странников грязно выругался. — Свили гнездо осиное в губкоме! Слушай, здесь же её сеструха… Та, что кренделя ножищами выписывала! Приказываю!.. Немедленно её арестовать! Так и запиши в ордере — с моего указания! Слышишь? С моего!
