Иногда Батманов останавливался, нагибался и прямо с «бурана» поднимал какую-нибудь сшибленную ветку. Он колесил по пространству, исполосовывая: его вдоль и поперёк, со стороны казалось, что делает он это бессистемно, совершенно схоластически, но это было не так: Батманов разбил пространство на квадраты и теперь исследовал их. Делал он это тщательно, стараясь ничего не пропускать. Он начал так называемый системный поиск.
То же самое повторилось и на второй день, и на третий, и на четвёртый.
На седьмой день Батманов заметил в снегу, на старой колее нечто такое, что заставило его мигом сбросить газ — сделал он это так резко, что на «буране» заглох мотор.
В снегу, чуть припорошенная, лежала фанерная бирка, какие на рудниках привязывают к брезентовым мешкам с золотом, прежде чем отправить их на Большую землю, в плавильную печь. Батманов поднял бирку, стёр с неё изморозь, прилипшие соринки, прочитал, что написано. По всему выходило, что эта бирка была прикреплена к мешку с дорогим товаром недавно.
И совсем недавно оторвана. Оторвана вместе с пломбой — круглая свинцовая бобышка с суровым нитяным хвостом валялась неподалёку — Батманов увидел её и достал из снега.
…Постепенно он понял, каким конкретно путём уходило золото от дедка-олигарха, куда девались люди, куда исчезала техника, каким было дальнейшее движение мешков. Без крови и измены дело тут явно не обходилось.
Как-то вечером, когда уже всё встало на свои места, каждая фишка заняла своё место, он рассказал об этом капитану Сырцову.
Тот озадаченно потёр пальцами переносицу.
— Не ходил бы ты в одиночку в тайгу да в тундру, дядя Батманов, а! Неровен ведь час…
— Ну, когда час будет действительно неровен, я у тебя, Сергей, попрошу подмоги.
— Хотя бы автомат бери с собой, дядя Батманов.
Вот и Сережа Сырцов, который раньше обращался к нему не иначе, как по имени-отчеству, стал звать его «дядей Батмановым», — похоже, этот «дядя» будет сопровождать его теперь до конца жизни.
— Ладно, — пообещал Батманов и покинул кабинет командира.
В небе полыхало северное сияние, яркое, широкое, оно цветными лентами перемещалось по всему пологу от одного края неба до другого, играло, угасало на несколько мгновений, потом возникало вновь — ещё более яркое, более мертвенное, рождало в груди ощущение тревоги, жути, жуть эта сковывала сердце… Батманов невольно зажмурился. Яркое северное сияние — это к морозам. Он подавил в себе ощущение жути и открыл глаза.
Сверху, из далёких далей, принёсся гогочущий порыв ветра, швырнул Батманову в лицо горсть твёрдой крупки, растер её, Батманов выругался — на правой щеке у него проступила кровь.
Ночью затеялась пурга. Была она недолгой — через два дня утром сквозь серую, схожую с худым туманом мгу прорезалась розовая точка, отряхнулась, становясь приметной, яркой и разлила вокруг живой свет, было тихо. На заставу налетела стая куропаток, большая стая — сотни две — две с половиной, солдаты кинулись ловить их, и хотя непуганые птицы не улетали, а лишь перепрыгивали с места та на место, ни одной куропатки поймать не удалось.
— Это делается не так, — сказал солдатам Батманов, — делается совсем по-другому.
Он показал, как бывалые люди на Севере ловят куропаток. Взял пустую бутылку из-под шампанского, налил в неё кипятка и на опушке кривоствольного северного лесочка, в двух сотнях метров от заставы, в шипучем мёрзлом снегу понаделал три десятка лунок.
Бутылка входила в твёрдый снег легко, будто нож в брус масла, снег плевался брызгами, фыркал, плавился, пускал в воздух сырой «дым» и на глазах покрывался ледяной коркой. На дно лунок Батманов насыпал мороженой брусники — по нескольку кровянисто-алых дробинок в каждую лунку.
— Завтра утром будем собирать урожай, — сказал он двум солдатам-первогодкам, сопровождавшим его. — Куропаточная похлёбка будет обеспечена для всей заставы.
Утром собрали урожай — в лунках сидели куропатки, целых двенадцать штук, все живые. Каждой пришлось сворачивать голову — первогодки только морщились, глядя, как это проделывает Батманов.
— Но этим делом особо не увлекайтесь, — предупредил он первогодков.
— Почему?
— Слишком лёгкая добыча. Всех куропаток можно извести, на развод не останется.
После завтрака Батманов вновь отбыл на «вольную охоту».
Он столкнулся с похитителями золота через шесть дней, когда над тайгой возник задымленный, с полустёртой надписью, определявшей его принадлежность, вертолёт — «шайтан-арба», как в Афганистане звали вертолёты душманы, это было памятно Батманову, — неподалёку вертолёт взял на подвеску новенький «уазик» с тюменскими номерами. Каких-то людей и снова взмыл в воздух.
Батманов, чтобы понять, что здесь происходило, решил на «буране» сделать круг — окольцевать своим следом вертолётную площадку, — и через несколько минут едва не столкнулся с другим снегоходом, вымахнувшим ему навстречу.
Снегоход был заморский, ярко раскрашенный, с мощным мотором, — «бурану» не чета, — явно японский. Управлял этим роскошным «японцем» плечистый человек с задубевшим до коричневы лицом и твёрдо сжатыми губами. За плечами у него висел «калашников».
От «японца» «бурану» никогда не уйти, Батманов стремительно оглянулся назад, увидел совсем близко Рекса, который широким наметом шёл по следу «бурана», выкрикнул предупреждающе — крик этот пришёл из батмановского детства, — «Атас!» — и, подхватив автомат, на ходу повалился со снегохода в ошпаривающе-холодный сугроб.
Плечистый человек, управлявший «японцем», сработал синхронно — выключил мотор своего роскошного агрегата и также повалился в снег. Снегоход проехал несколько метров в сторону и остановился.
— Я — старший инструктор заставы прапорщик Батманов! — выкрикнул Батманов из глубины сугроба. — Вы задержаны!
— Ну ты и дурак, прапорщик, — прокричал в ответ незнакомец. — Ты вначале задержи меня, а потом объявляй, что я задержан.
В следующее мгновение прозвучала автоматная очередь — патроны незнакомец не стал жалеть, очередь была едва ли не в половину рожка. Несколько пуль скребнули по снегу, взбили невысокие фонтаны, — если льдистое крошево из этих фонтанов попадёт в глаза — вышибет их, оставит лишь пустую оболочку.
Батманов невольно подумал о том, что всё время он попадает в какие-нибудь переделки: то склады «рыжьевщиков» приходится защищать, то чьи-нибудь интересы, до которых Батманову просто не должно быть дела, то ещё что-нибудь, теперь вот он корячится на олигархов… Новедомо ещё, чем всё это закончится.
Жаль, от заставы он находится слишком далеко — никто не услышит стрельбы и не придёт ему на помощь.
— Рекс, атас! — вновь предупредил он пса.
Пёс поспешно соскочил с уплотнённого следа в снег, нырнул в глубину — только хвост победно отсалютовал хозяину, показал ему, где надо искать верного кабысдоха.
