Признаюсь, я была настроена скептически: не люблю исхоженных троп, чураюсь набившей оскомину национальной экзотики. И Японию хотелось увидеть, минуя обычный туристический ассортимент из гейш и борцов сумо. Узнать ее не с парадного подъезда, а со двора. Но короткое время, проведенное в чайном домике, открыло мне мироощущение японцев, пожалуй, больше, чем годы поездок в эту страну. И прежде всего, присущее им искусство наслаждения жизнью. Найди и разгляди красоту в самом обыденном – вот чему учит чайный обряд.
Полумрак, аскетическая обстановка помещения, скупые, рассчитанные жесты мастера чайной церемонии… Все это, верю я, действительно готовит твою душу к восприятию не сразу заметной красоты, которая таится в прозе жизни.
Меня, как педагога-балетмейстера, поразил в чайной церемонии ее ключевой компонент – роль жеста, движения. Здесь что-то перекликалось с моей системой, с ключевым постулатом о динамической релаксации. Я ищу со своими учениками спокойствия в движении, чтобы сделать его предельно выразительным.
Хорошее, между прочим, название для еще не написанного балета – «Чайная церемония»…
Я вышла из чайного домика, будто умытая утренней росой.
* * *
Нашего школьного «Щелкунчика» показали в только что отстроенном театре Уэно Бунка Кайкан – гордости Токио того времени. Успех был полный.
В спектакле выступали ученики всех классов. Малыши танцевали бабочек, а мамаши дежурили за кулисами, выпуская их вовремя на сцену. Роль маленькой Маши прелестно станцевала семилетняя Нобуко Сасаки.
Я любовалась на сцене грациозной четырнадцатилетней Комаки Курихара
[22]. Эта красавица стала звездой японского кино. Она, между прочим, снималась и в российских фильмах.
Хозяева японских балетных школ обычно просят занять в спектаклях по возможности больше детей. Родителям приятно увидеть чадо на сцене. А свою благодарность они облекают в форму особых красивых конвертов, которые можно купить в любой лавке канцтоваров. Конверты – для денежных подношений. Хозяйка школы встречает гостей у дверей и изящно складывает конверты себе в сумку.
Речь идет, не забудем, о частных японских школах.
Но я слышала, что и в России, в государственных хореографических училищах, вообще говоря, эта метода теперь тоже освоена. Разница лишь в отсутствии там специальных конвертов…
После премьеры «Щелкунчика». За кулисы к нам пришел Анастас Микоян
Сколько талантливых, старательных японцев прошли через мой класс… У меня учились Момоко Тани, Микико Мацуяма, Хонда Сецуко, Абе Чие, Каура Исии, Фумико Хирута – да всех не перечесть. Многие нынче – кумиры японской сцены, у многих – свои хореографические школы.
А тогда мы отправились с отрывками из нашего «Щелкунчика» по городам и весям Японии. Хаяси-сан пригласил на эти гастроли группу артистов Большого театра – участвовать в «Щелкунчике» и выступать с концертной программой. Приехал Гоша Фарманянц с молодой женой Эллочкой Костериной… Леля Лепешинская танцевала во главе группы…
Дирижировал недавно поступивший тогда в Большой театр Александр Копылов. Владимир Тихонов и Нина Чистова чередовались в главных партиях «Щелкунчика» с нашими японцами. Шамиль Ягудин танцевал в спектакле китайский танец, а Герман Ситников – испанский с Тамарой Варламовой.
Приезд Тамары, жены Леши Варламова, конечно, стал для него огромной радостью. А на радость мне с ними приехал мой сын Миша. Одиннадцатилетний ученик хореографического училища Большого театра, он танцевал в «Щелкунчике» па-де-труа с двумя японскими девочками из нашей школы. Миша даже выучил массу японских слов, выражений, схватил принципы грамматики. В детстве это легко.
Японские зрители в провинции ли, в больших ли городах восторженно принимали наши выступления.
Я и вообразить тогда не могла, что через двадцать лет именно здесь, в Японии, крутой зигзаг судьбы резко изменит нашу с Мишей жизнь… Но об этом ниже.
После «Щелкунчика» мы с Варламовым поставили трехактный балет «Маримо» – из жизни народности айну, обитающей на севере Японии. Маримо – так называются зеленые морские водоросли, круглые, как шарик. «Маримо» посчитали тогда первым японским национальным балетом.
Варламов сочинил экстравагантное либретто: японский юноша влюбился в девушку – а она и слепая, и глухая. Но странности сюжета с лихвой восполняла музыка – мелодичная, ярко танцевальная, насыщенная японскими фольклорными мотивами. Ее написал известный композитор Исии Кан.
По прошествии двенадцати месяцев нам дали отпуск в Москву. Но лишь на месяц. Хаяси-сан потребовал продлить наш контракт еще на год. Школа имени Чайковского преуспевала.
С наших учеников, по сути, началось восхождение Японии к вершинам мирового балета.
И это во многом вопреки тому – чего уж скрывать, – что классический балет труден для японских детей. Ребенок ходит так, как ходят взрослые. А японские дети с детства видят походку матери в длинном до пят, узком кимоно. С точки зрения балета – плохое учебное пособие.
Носки на ноге японской женщины отделяют большой палец, перемычка между пальцами держит гэта – деревянные сандалии. В такой одежде и обуви можно передвигаться лишь мелкими шажками, причем ступни обращены слегка вовнутрь. Своего рода антитеза балетной выворотности.
Кроме того, японцы много сидят на полу, когда ступни тоже направлены внутрь.
Но эти мои наблюдения относятся больше ко временам уходящим. Новые поколения японцев меняют образ жизни, в домах появляется европейская мебель. Прекрасный рацион питания дополняет эти перемены. Средний рост японской молодежи увеличивается. Телосложение становится более пропорциональным.
Это, так сказать, моя балетная антропология.
Японские солисты украшают сегодня труппы ведущих театров мира, от лондонского Ковент-Гардена до парижской Оперы, от Нью-Йорк-Сити балле до Большого театра. Поразителен прорыв Японии в искусстве балета. Страна восходящего солнца совершила грандиозный прыжок к вершинам классического танца со времен того первого скромного «Щелкунчика», которого мы осилили с учениками школы имени Чайковского в начале 60-х.
