Правда, порой становится заметно, что модерн – любимое прибежище дилетанта. Ведь за его танцевальной лексикой легче спрятать отсутствие высокой техники, чем в традиционном балетном языке. Но это к слову.
С другой стороны, классическая школа – как гаммы для пианиста. Она создает танцовщику некий трамплин мастерства, с которого он может овладеть и техникой классического танца, и новыми выразительными средствами.
Заключая это отступление на тему о балете модерн, приведу свою любимую аналогию с мебелью.
Антикварная мебель восхищает филигранной резьбой, тщательным, изысканным исполнением. Современная мебель, пожалуй, чуть менее изысканна, но проста и удобна.
Помимо интересных балетов с новой хореографической лексикой, Американский балетный театр, лучший репертуарный театр США, силен, конечно, традиционной классикой. АБТ, несомненно, театр больших полотен. Первым спектаклем АБТ, увиденным мной, было «Лебединое озеро» с Наталией Макаровой.
Она осталась на Западе в 1970 году, на десять лет раньше меня.
Именно в то время я приехала из Антверпена, где тогда преподавала, в Лондон. Узнала, что Макарова снимается в па-де-де из «Дон Кихота» для британского телевидения, и решила посмотреть ее репетицию в школе Королевского балета. Тогда общение советского человека с невозвращенкой считалось святотатством.
Вхожу в балетную студию, вдруг слышу за спиной:
– Суламифь Михайловна!
– Наталья!
Мы долго не могли наговориться.
Макарова рассказала, что наивно верила, будто ее сразу возьмут в штат лондонского Королевского балета. Она не знала, что эта труппа находилась под жестким контролем «Экуити» («Справедливость»), актерского профсоюза, который выступает против трудоустройства иностранцев. Пришельцы лишают рабочих мест отечественных исполнителей, считает профсоюз. Несмотря на блестящие выступления Наташи с Королевским балетом, в штат из-за протеста местных прим ее не зачислили.
Наташу выручило приглашение от Американского балетного театра, от Люси Чейз.
Люся собиралась сделать ее партнершей Эрика Бруна, в те годы одного из лучших танцовщиков мира. Но Брун повредил ногу, и на дебюте в «Жизели» в АБТ она танцевала с Иваном Наги, премьером труппы, американцем венгерского происхождения, ставшим ее надежным партнером на многие годы. К слову, в дальнейшем Иван работал в Англии, и мы с ним очень сдружились.
К концу той нашей первой после ее побега встречи в Лондоне Макарова пригласила меня в ресторан:
– Суламифь Михайловна, пойдем. Посидим, потолкуем, а?
Сейчас с трудом верится, но перед моим мысленным взором возникла в тот миг повестка на допрос в КГБ. За такое панибратское «времяпрепровождение с невозвращенкой» в министерстве культуры могли бы предать меня анафеме. В частности, лишить права преподавать за рубежом. Я чувствовала себя в гнуснейшем, унизительном положении раба, которого хотя и выпустили за границу, но на цепи.
– Знаешь, Наташа, я мечтала бы провести с тобой вечерок, но не пойду, – честно сказала я. – Кто-нибудь настучит, и меня могут за это взгреть. Понимаешь?
Наташа прекрасно все понимала…
И вот, в 1980-м, я с нетерпением ждала ее «Лебединого» в АБТ.
По утрам она постоянно опаздывала на занятия в классе, из-за чего пропускала первые батманы. Причина оказывалась всегда одной и той же: «Извините, Суламифь Михалночка! Не могла поймать такси…» Мне приходилось все время волноваться, достаточно ли она разогреется. Ее спасала редкая природная мягкость мышц.
Партию принца Зигфрида исполнял несравненный Энтони Дауэлл, англичанин, который впоследствии пятнадцать лет являлся художественным руководителем лондонского Королевского балета. Дауэлл танцевал дивно, чисто и мягко. Его Зигфрид был полон страсти и нежности.
Но кто полностью загипнотизировал зрителя, так это Наташа. Несомненно, времени на Западе она явно не теряла и танцевала сейчас значительно лучше, чем даже ранее в Кировском. (Между прочим, то же можно сказать и о Барышникове.) К тому времени Макарова вышла замуж и родила сына Андре-Мишеля, в просторечье Андрюшку. А уже через три с половиной месяца после родов Наташа, по рассказу Люси Чейз, великолепно станцевала с Барышниковым в балете Джерома Роббинса «Другие танцы».
Наталия Макарова и Рудольф Нуриев
С Макаровой я всегда ощущала то, что можно назвать родством балетных душ. Мне близок ее взгляд на нашу изысканную, требовательную музу.
Наташа верит: каждый балетный урок подобен исповеди. Она также считает, что стать балериной – значит найти идеальный баланс между физическими возможностями капризного, несовершенного тела и возможностями души, которая постоянно обновляется и требует нового самовыражения…
Новое самовыражение души?
Наверно, подобная мысль и вдохновляла Макарову, когда позднее она подтвердила своими замечательными ногами вышеупомянутый тезис: подготовка классической балерины позволяет преодолеть трудности нового языка современных балетов. Танцуя в АБТ, Макарова не только была признана лучшей балериной Америки, но и отмечена как танцовщица, освоившая стиль модерн так, будто она делала это всю свою жизнь.
А всю свою жизнь Наташа делала другое – танцевала классику. Вот что дает традиционный экзерсис.
Примерно через полгода после приезда в Америку я вернулась на пару месяцев в Токио, чтобы поставить балет «Баядерка», а Макарова в то же самое время ставила ее в АБТ.
О «Баядерке» мы с ней много говорили. У нас обнаружились общие трудности. И ей, и мне приходилось воспроизводить хореографию по памяти. И ей, и мне пришлось помучиться с кордебалетом. Юным балеринам – и американкам, и японкам – души храмовых танцовщиц Индии представлялись по-иному, нежели Петипа или Горскому.
В своем спектакле Наташа феноменально танцевала партию Никии, разделив ее с американской балериной Марианной Черкасски, между прочим, японкой по материнской линии. Папа же Марианны был прекрасно известен российским радиослушателям как «голос врага». За Черкасским, популярным в те годы комментатором «Голоса Америки», с переменным успехом гонялись в эфире советские глушилки.
Не столь важно, кому досталась в конце концов пальма первенства постановки балета «Баядерка» за границей – Японии или Америке. Важно, что «Баядерка» наконец эмигрировала.
Истинное творческое удовлетворение доставлял мне мой класс для звезд АБТ. Оно и понятно – на твоем уроке совершенствуют мастерство лучшие балерины и танцовщики Америки. А именно на лучших, на звезд делал ставку Американский балетный театр.
В этом заключалось одно из его главных отличий от конкурента – труппы Нью-Йорк-Сити балле, где творил Баланчин. Великий хореограф, упразднивший фабулу в большинстве своих балетов, не признавал и систему звезд. Единственной непререкаемой, неоспоримой звездой в его труппе являлся лишь он сам, Джордж Баланчин.
