Другим идолом молодости Баланчина был хореограф-новатор Касьян Голейзовский, и Баланчин заметил: «Знаете, Суламифь, а ведь именно творчество Голейзовского вдохновило меня на создание моей первой труппы «Молодой балет» в Питере».
В ответ я описала трудную жизнь, прожитую Голейзовским в стране, где власть его не признавала и где ему в течение нескольких десятилетий не давали ставить балеты в крупных театрах. Можно только гадать, сколько восхитительных балетов Голейзовский поставил бы, окажись он, подобно Баланчину, на свободе!
Заговорили о смене поколений и о том, какое место, по мнению Мастера, займут его балеты в череде эпох.
– Через пятьдесят лет то, что мы делаем сегодня, потеряет смысл, – сказал он. – Возможно, нам вообще станет не нужен балет. Люди будут выглядеть иначе, двигаться иначе. Знаете, когда меня спрашивают, как сберечь мою хореографию для вечности, я всегда отвечаю: не хочу, чтобы мои балеты сохранялись этакими музейными экспонатами, а люди приходили бы и посмеивались над тем, что принадлежит прошлому. Я ставлю для сегодняшних балерин. Балет существует сегодня…
Часто вспоминая категоричные его слова, я остаюсь при твердом убеждении: в данном случае величайший хореограф был не прав.
Баланчин – не только наше балетное сегодня.
Баланчин – навсегда.
Глава 11
Теперь человек свободный
Один из моих уроков в АБТ пришел посмотреть Антон Долин. Следовало бы, наверное, сказать: сам Долин. Известнейший английский танцовщик, талантливый хореограф, настоящая фамилия которого Хили-Кей, начав карьеру у Дягилева, он взял русский псевдоним. В Европе выступал с Карсавиной, Спесивцевой, Немчиновой, стоял у истоков балета Великобритании в 30-х годах. Много танцевал в Америке и был премьером времен создания АБТ. Вернувшись в Англию, в 50-х годах он стал одним из организаторов Фестивал балле, крупной лондонской труппы.
С Долиным я познакомилась когда-то в Японии. Он ставил для Токио балле свой восхитительный номер «Па-де-катр», исполняемый теперь по всему миру. Думаю, Долин слышал о сложностях, которые испытывал Сасаки, приглашая меня через московское министерство культуры. Во всяком случае, на уроке в Нью-Йорке Антон обратился ко мне с такими словами:
– Вы, Суламифь, теперь человек свободный, почему бы вам не приехать как-нибудь к нам, в Англию?
Вскоре я получила приглашение, подписанное Леони Урданг, приятельницей Долина, энтузиасткой балета и хозяйкой респектабельной частной школы сценических искусств в Лондоне. Я ответила ей, что, как только выдастся пара свободных недель, с радостью приеду. И вот, спустя несколько месяцев, по дороге из Пекина, куда мы «перенесли» токийскую «Баядерку», я и сын останавливаемся в Англии. Не думала тогда, что проведу на Британских островах много больше чем недельку-другую…
Со дня приезда в Лондон я начала давать классы в «Урданг-академи», названной так по фамилии хозяйки. Войдя первый раз в студию, я глазам своим не поверила: моих наставлений напряженно ожидали человек шестьдесят! Юнцы и переростки, толстушки и девы, явно страдающие анорексией, выстроились у станка. Классы считались «открытыми», то есть для всех желающих.
С Антоном Долиным
Я почувствовала себя в положении Кшесинской в Париже 1933 года. «Они платят, а я учу…» – помнится, с горькой усмешкой вздохнула тогда у себя в студии Матильда Феликсовна.
И плата в «Урданг-академи» действительно поступала, причем, на мой взгляд, неплохая.
Но приятнее было другое. Дня через три поприсутствовать на моем классе пожелала деликатная аристократичная дама, которая представилась как Герт Ларсен. Это имя говорило мне многое. В молодости – известная танцовщица Королевского балета, Ларсен ко времени моего приезда в Лондон стала педагогом и репетитором. Ее мнение дирекцией труппы ценилось высоко. Рекомендация Герт Ларсен открывала дорогу в Королевский балет, и, напротив, ее неприятие стороннего артиста или педагога сломить оказалось бы трудно.
Ларсен явно прислали на разведку. Имеет ли смысл пригласить российского педагога, о котором пишут западные профессиональные журналы, в главную балетную труппу Великобритании?
После урока глаза Ларсен светились симпатией. «Не дадите ли у нас показательный класс?»
Я дала, и администрация Королевского балета заключила со мной контракт на уроки повышения мастерства в труппе театра Ковент-Гарден, величественного, но еще не отреставрированного тогда здания, которое делят Королевская опера и Королевский балет. А также на преподавание в Королевской балетной школе. И в Королевском балете Сэдлерс-Уэллс, второй, преимущественно гастрольной, труппе того же театра, обитавшей в другом помещении. И еще на мастер-классы в Королевской академии танца, президентом которой в то время являлась Марго Фонтейн.
В Лондоне наверняка звучали голоса против приглашения российского педагога. «Рабочие места, знаете ли, нам самим нужны…» К тому же в то время британский балетный мир испытывал комплекс превосходства своей школы. А коль скоро мы самые лучшие, считали они, то зачем нам чужаки из России? Двери в Англию для российских педагогов были закрыты. Приятно сознавать, что мне довелось их открыть.
Если у меня действительно имелись противники, то я знаю, чей непререкаемый авторитет решил дело в мою пользу.
Нинет де Валуа.
Де Валуа называют матерью английского балета. Действительно, почти все, чем гордится страна «в области балета» – одни из лучших в мире труппы, выдающиеся балерины и танцовщики, разнообразные по стилю, талантливые хореографы, – вся эта привольная стихия английского балетного искусства берет начало из родника, имя которому Нинет де Валуа.
Де Валуа, по сути, – английская Люсия Чейз.
Одержимость балетной музой, недюжинная воля и удача – все это вкупе помогло ей создать в 1926 году одну из первых в Лондоне балетных школ, гордо окрещенную Академией хореографического искусства.
Справедливости ради надо отметить, что школа, принадлежавшая ее старшей подруге Мари Рамбер, открылась ранее, в 1920 году. Между двумя этими школами и балетными труппами, сформировавшимися на их основе, в течение десятилетия существовала сильная конкуренция. Победа явно оказалась на стороне де Валуа и ее театрика Вик-Уэллс. Поменяв с годами название на Сэдлерс-Уэллс балле, театр стараниями де Валуа вселился после войны в здание Королевской оперы, оно же Ковент-Гарден, и превратился в Королевский балет (The Royal Ballet), главную национальную труппу Британии.
Но кто, вспомним, приобщил юную Нинет к волшебному миру балета? Помимо прочих, Дягилев. С 1923 по 1926 год она танцевала в дягилевской труппе и получила там живительный опыт русского балетного стиля. Этот стиль проник потом в собственную хореографию де Валуа и значительно повлиял на творчество ее сподвижников-балетмейстеров, прежде всего Фредерика Аштона и Кеннета Макмиллана.
