Дерзания де Валуа создать в Англии настоящую балетную труппу вряд ли оказались бы столь успешны без помощи Николая Сергеева. К большой радости всего балетного Запада, он, режиссер Мариинки, вывез после революции из России записи балетных спектаклей, сделанные по практиковавшейся в то время «системе Степанова». А из того, что не было записано, он многое ставил, как мог, по памяти. Это дало возможность перенести русский репертуар на зарубежные сцены. В том числе в Лондон, где Сергеев в начале 30-х восстановил для труппы де Валуа «Коппелию», «Жизель», «Лебединое», «Спящую»…
Де Валуа продолжала охоту на российские таланты и позднее. В 40-х в Лондоне успешно работали приехавшие через Шанхай педагоги Григорий Гончаров и Вера Волкова. А Сергей Григорьев и Любовь Чернышева – в прошлом артисты Мариинского театра и труппы Дягилева – известны в Англии постановками «Жар-птицы», «Петрушки»… Мои знакомые – британские знатоки балета до сих пор вспоминают выпускницу московского училища Виолетту Прохорову-Элвин, вышедшую замуж за англичанина и в послевоенные годы танцевавшую в Ковент-Гардене под фамилией мужа.
Без вливания российской крови английский балет, возможно, не стал бы таким, каким мы его знаем. В начале 60-х, чтобы в очередной раз влить свежую кровь, де Валуа пригласила Рудольфа Нуриева, во многом изменившего мужской танец в английском балете, а вскоре и повсюду на Западе.
Я могла считать себя давней знакомой Нинет де Валуа. Впервые мы встретились в 1956 году. Нинет с группой английских балетных педагогов посетила тогда школу Большого театра, где я работала. Их интересовал, естественно, наш метод, и они побывали на уроках нескольких преподавателей.
В моем классе Нинет много фотографировала, осыпала меня вопросами. Прощаясь, сказала:
– Спасибо! Мне ваш класс очень понравился…
Подумав, что это могло быть просто проявлением английской вежливости, я все же поинтересовалась, чем, собственно, заслужила лестную оценку. Ответ я получила точный и профессиональный. «Ваши ученики танцуют по чистой пятой позиции, – улыбнулась де Валуа, – и они отлично вытягивают стопы. Кроме того, у них хороший баланс и координация». А еще английская гостья отметила танцевальность комбинаций, продуманное использование музыки. Все это тогда было типичным для нашего училища. Однако не каждый день доводилось нам получать комплименты большого знатока, ученицы знаменитого Чекетти…
Когда после приезда из США я заключила контракт с Королевским балетом, де Валуа не раз вспоминала свой давний визит в Москву. Она жаловала мой класс вниманием.
А по вечерам мы нередко сидели рядом в ложе дирекции на спектаклях. Я видела, что перед поднятием занавеса к ней, создательнице британского балета, прикованы взгляды публики. Кстати, Нинет и в солидные годы оставалась статной, красивой женщиной, а в молодости, судя по портретам, отличалась редкой красотой. В ней текла ирландская и французская кровь. Я любила сидеть с Нинет на спектакле не только потому, что ее реплики по ходу действия были безумно интересны, но еще и потому, что рядом с ней я чувствовала себя молодой, ведь как-никак она старше меня на десять лет. Так что когда перед последним актом она приглашала меня в буфет выпить по бокалу шампанского, мне как-то стыдно было отказываться. Де Валуа, между прочим, дожила до ста трех лет.
Она понимала, что я преподаю по заветам Елизаветы Гердт.
– Ваш класс такой, каким ему следует быть, – говорила Нинет. – Я не делаю различия между русской и английской балетными школами. Школа бывает или хорошая или плохая…
[24]
Чего уж тут скрывать: эти слова родоначальницы британского балета греют душу.
Нинет де Валуа
Старые московские друзья, приезжавшие в Лондон в те годы (начало 80-х), радостных новостей не привозили. Но конечно, встречи с ними были очень приятны и интересны. Первым навестил меня, разыскав мой номер через Ковент-Гарден, многолетний сосед по московскому дому Эмиль Гилельс. Он не побоялся контакта с невозвращенцами.
Помню, неожиданно пришел ко мне Юрий Любимов. Это еще до его эмиграции. Он передал мне письмо и пакет с фотографиями от родственников в СССР – смелый с его стороны поступок.
В тот вечер в Лондоне у себя дома, чтобы развлечь Юрия, я поставила видеокассету с каким-то модным тогда кинофильмом. Интересно, что Любимов непосредственно и искренне, словно ребенок, реагировал на происходившее на экране. То и дело бросал реплики вроде: «Неужели она не понимает, ведь это так опасно, а?!»
«Да не верь ты ей, не верь! Ой, да тебя обманывают…» – кричал он персонажам фильма. Искушенный во всех приемах и трюках драмы и кино, выдающийся режиссер тем не менее сам оказался благодарнейшим зрителем…
Мне довелось видеть постановки Любимова на Западе. Успех они имели огромный. Поразительно, сколь доходчивы его спектакли для западных аудиторий. Искусство этого режиссера поистине не признает границ, ни национальных, ни культурных.
По понятным причинам не многие решались на контакт с родственниками-перебежчиками. Тем более трогательны были весточки из России, привезенные Любимовым. Несказанно обрадовались мы письму от сына моей падчерицы Рины – художника Алеши Бегака и от его жены Даши Семеновой! К слову сказать, Даша, тоже талантливая художница, – дочь писателя Юлиана Семенова, правнучка Петра Кончаловского и праправнучка Василия Сурикова.
С благодарностью вспоминаю и теплую записку, присланную в то время еще одним известным моим родственником, поэтом Германом Плисецким, чью книгу «Труба» его коллега Евтушенко назвал шедевром и чье стихотворение «Памяти Пастернака» Ахматова считала «лучшим из всего, что создано в честь Бориса».
Как-то, в начале моего преподавания в Королевской балетной школе, ее тогдашний директор Джеймс Мойнихен представил меня Алисии Марковой – она пришла посмотреть мои занятия с девочками-выпускницами.
Пожалуй, нет такого человека в мире балета, кто не знал бы имени Алисии Марковой, и я не была исключением. Лилиан Маркс на пару лет младше меня, родилась в Лондоне в 1910 году и училась у русской балерины Серафины Астафьевой, державшей студию в лондонском районе Челси. Когда Лилиан исполнилось четырнадцать лет, Дягилев взял ее в свой балет в Монте-Карло и поменял девочке имя на Алисию Маркову.
Там ее увидела Нинет де Валуа, которая, создавая балет в Англии, сделала Алисию его звездой. Так в Британии появилась первая балерина-ассолюта. Военные годы Маркова провела в Америке, в частности, много танцевала в АБТ.
Маркова знаменита невероятной легкостью танца. Она сотворяла такую иллюзию собственной невесомости, что зрителям казалось, будто она вот-вот улетит со сцены. Вдохновила своим танцем она многих, включая Марго Фонтейн.
