– Ух, и позабавимся! – заявил один, гнусно ухмыляясь. – Мочи его, пацаны!
Они всем скопом кинулись на него, и внезапно все очутились на полу. Как это произошло, я не заметила, настолько быстро это было проделано.
– Хотите еще? – любезно предложил Макс и рывком поднял задиру. Потом тот снова как-то очень быстро очутился на полу.
Я потрясла головой. Что это было?
У наркоманов чувство самосохранения притуплено, поэтому, замедленно поднявшись, они снова бросились на Макса. Но теперь я видела, что происходит. Он быстро дал в зубы двоим, одномоментно ударив в грудь ногой еще двух. Пятый предпочел упасть сам.
Явно решив, что жизнь дороже сомнительной победы, заводила быстренько пополз к открытой двери. Но вот конец эпохальной битвы мне досмотреть не дала бабушка, выглянув из дверей и сердито зашипев:
– Катерина, что ты тут делаешь? Иди домой немедленно!
Пришлось идти. Стянула сапоги и бросилась к окну кухни, выходящему во двор. И вовремя. Макс вышел из подъезда и легкими шагами подошел к своей машине. Сел и уехал, даже не подняв головы.
Я сникла. Было восхищение, но сильнее всего была обида. Не знаю, откуда она взялась, ведь он мне ничего не должен, наоборот, избавил от больших неприятностей. Но все равно сердце давило так же, как в детстве, когда мама уходила из дому на очередное свидание, оставляя меня одну.
Поплелась в прихожку, сняла куртку. Не успела бабушка спросить, что случилось, как позвонила Лиза, узнать, как дела. Поблагодарила ее за помощь, получилось суховато. Она хихикнула и почему-то заявила:
– Все чудесно, Катюш! Правда-правда!
И к чему это было сказано?
Глава седьмая
В понедельник Лизонька появилась на работе. Загоревшая, отдохнувшая, очень довольная. Вера Гавриловна отбыла на оперативку к генеральному, поэтому мы спокойно выпили кофе и всласть поболтали. Впрочем, на каждом компе крутились программы с заданиями, поэтому можно было с чистой совестью сказать, что мы работаем. Не в поте лица, но все же.
Лиза похвасталась высокогорным загаром, который лучше, чем морской. На каверзный вопрос Любови Николаевны, не скучала ли она, бесхитростно пояснила:
– Скучать там некогда. Сплошные развлечения. Да и Макс такой прикольный. С ним весело.
Марья Ивановна вмиг насторожила свои любопытные ушки.
– Весело? Так скоро все же свадьба?
Лизонька чуть заметно скривилась.
– Марья Ивановна, если за всех, с кем мне весело, замуж выходить и жить хотя бы месяц, мне никакой жизни не хватит!
– Вообще-то, Лиза, – поучительно вставила Любовь Николаевна, – если живешь с мужчиной, то желательно за него замуж выйти.
– А кто вам сказал, Любовь Николаевна, что я живу с Максом? – она осуждающе посмотрела на удивленную собеседницу. – И не думала. Встречаемся время от времени, и все. В Церматте мы в разных номерах жили. И встречались даже не каждый день. У нас с ним мало общего.
Я почувствовала, как на моем лице расползается глупейшая улыбка. Попыталась призвать к порядку собственную мимику и не смогла. Улыбка, не слушаясь моих команд, становилась все шире и шире. И что это со мной? Ну пусть Лиза не с Максом, но ведь и Макс не со мной. И никогда со мной не будет, с чего эта безосновательная радость?
Хорошо, что дамы смотрели на Лизу, а то не миновать бы мне неприятных вопросиков.
Лизин комп, как обычно, грузился угнетающе долго, и ее лучезарное настроение медленно сходило на нет.
– Будь проклят тот день, когда я села за баранку этого пылесоса! – экспрессивно заявила она, грозя кулаком монитору. – И когда тебя уже на запчасти разберут?!
В этот патетический момент в отдел вошла Вера Гавриловна.
– Добрый день! – это для всех и персонально Лизоньке: – сходи к автоматизаторам, у них какой-то компьютер есть лишний. Посмотри, может, получше этого будет.
Лиза встрепенулась и тут же улетела с засиявшим надеждой взором. Вернулась минут через двадцать, недовольная и чем-то обиженная.
– Там такая же ерунда, как и мой. Даже и ходить не стоило.
Узнав об этом, Вера Гавриловна хмуро пообещала, что выбьет для Лизы новый комп. Но вот когда, точно сказать не возьмется.
Чем ближе был конец недели, тем искреннее я желала, чтоб пятница никогда не наступала. И, будто сжалившись надо мной, в пятницу утром я поняла, что заболела. Температура, состояние отвратительное, в глазах резь. Ура! У меня грипп.
Болеть я не любила категорически, но это было до слишком тесного знакомства с Олегом Геннадьевичем. Теперь я это дело полюбила и даже очень.
Вызвала врача, позвонила на работу, предупредила Веру Гавриловну. Она мне посочувствовала. А что? Я, в принципе, за все время работы ни одного больничного не брала. Так что имею полное право поболеть. И от встреч с Олегом Геннадьевичем две субботы у меня, как минимум, освобождены.
Несколько дней держалась температура, болела голова и почему-то ныли зубы. Но это была такая ерунда по сравнению со свиданиями с Олегом Геннадьевичем, что я переносила все больничные страдания с выдержкой, свойственной аскетам. Или стоикам? Ну, да неважно.
В среду с утра сползала к врачу, продлила больничный. Придя домой, прилегла на диванчик и, едва обессилено задремала, кто-то позвонил в дверь. Бабушка открыла, и я с ужасом услышала вкрадчивый баритон Олега Геннадьевича.
Мама! Я лежала на диване в одной пижаме, укрытая пледом, с красными от температуры глазами. Где я читала, что такие глаза бывают у кроликов? Странно, но вспомнить, где именно, показалось мне отчего-то очень важным.
Но вспомнить мне не дали. Олег Геннадьевич зашел в комнату с букетом дорогущих гербер, несколькими пачками сока и коробкой конфет. Такой весь лощеный, в темно-сером в мелкую полоску костюме, при серебристом галстуке на белоснежной рубашке. Сразу видно, приехал большой начальник. Меня заинтересовал практический такой вопросик: кто ему рубашки стирает и гладит, если он холост? Неужто сам?
Олег Геннадьевич посмотрел на красную меня, ободряюще улыбнулся. Поздоровался, я что-то хрипло пробурчала в ответ.
Сложил подарки на столе, подошел, по-свойски поцеловал в лоб. Мне и без того плохо, за что мне еще и это?
– Не волнуйся, я не заболею. – Он неверно истолковал мое беспокойство. Пусть бы заболел, я бы этому только рада была. – Я недавно переболел гриппом, помнишь?
Уныло кивнула.
– Но я с ним справился быстро. Проглотил пару-тройку таблеток, и порядок.
Говорить, что назначенные врачом лекарства я проигнорировала, не стала. Во-первых, я вообще никакую химию не признаю, во-вторых, надеялась не видеть его подольше. Просчиталась.
Он взял меня за руку, принялся перебирать пальцы. Молча, будто это доставляло ему массу удовольствия. Я смотрела на его меланхоличное лицо и молчала. Он поднес мою руку к губам и поцеловал каждый палец. Внутри меня что-то испуганно сжалось, но я сдержалась и руку не выдернула.
