Я долго лежала без сна, почему-то боясь его прихода. Он не пришел, но я все равно заснула беспокойным сном только под утро.
Глава одиннадцатая
Вернулись мы с бабушкой, как я и говорила Олегу Геннадьевичу, в последний день моего отпуска. Родной город встретил нас осенней прохладой и мелким противным дождиком. Что поделаешь, сентябрь у нас далеко не лето. Нам с бабушкой, привыкшим к южной жаре, было откровенно холодно. Мы бы замерзли, потому что одеты были вовсе не по погоде в легкие хлопковые платья, а народ вокруг был в ветровках и джинсах, но спас встретивший нас на вокзале Олег Геннадьевич.
Он приветственно поцеловал меня в щеку, поздоровался с одобрительно на него взиравшей бабушкой, забрал наши чемоданы и повел к своему форду. Пока шли до привокзальной площади, покрылись мелкими ознобистыми цыпками, и я искренне порадовалась заботливости Олега Геннадьевича.
Я даже не спрашивала, откуда он узнал время прибытия поезда, понятно, об этом побеспокоилась Ксюша. Недаром она навязала нам тяжеленные банки с абрикосовым, моим любимым, вареньем, хотя мы с бабушкой и активно от них отказывались. Просто знала, что нас будет встречать мой жених.
Олег Геннадьевич занес наши вещи в квартиру, еще раз поцеловал меня, посмотрел голодными глазами, будто мечтал проглотить, и уехал на работу.
– Хорошо быть начальником, правда, Катя? – немножко сыронизировала бабушка. – Никто отчета о передвижениях не требует.
– Хорошо быть большим начальником, бабушка, – поправила я ее. – От моей непосредственной начальницы требуют отчета за каждую использованную вне офиса минуту. Средним начальником быть еще сложнее, чем нам, простым сотрудникам. Их отпускает только лично Олег Геннадьевич. Так что с работы они уходят только в форс-мажорных обстоятельствах.
– Тебе виднее, – не стала спорить со мной бабушка.
Мы распаковали чемоданы и пошли на кухню испить чаю с дороги.
И тут раздался звонок. Не давая бабушке встать, я побежала к двери. На мой вопрос «кто там?» откликнулась соседка.
Впустив ее, пригласила попить с нами чаю. Она с удовольствием согласилась. Анастасия Владимировна тоже была пенсионеркой, немногим моложе бабушки, и изрядно без нее скучала.
Мы пили чай, а Анастасия Владимировна докладывала нам, что произошло без нас в подъезде.
– В восьмую квартиру ОМОН приезжал! – взахлеб рассказывала она. Еще бы, такое не каждый день случается. – С автоматами! Всех голубчиков повязали, в наручниках выводили, сама видела! И обыск потом был! Столько наркоты нашли – жуть! Потом наш подъезд даже по телевизору показывали!
Немного передохнув, она полюбовалась нашими потрясенными физиономиями и продолжила:
– У них, оказывается, покровитель был в этой, как его, наркослужбе! Так вот его тоже посадили! А за бездействие и начальника нашего РОВД от работы отстранили!
Я сразу подумала об Олеге Геннадьевиче. Мог он обо мне позаботиться? Или это все случайно совпало? Так сказать, справедливость восторжествовала?
– И теперь восьмая квартира пустая стоит, вот! Не знаю, что с ней будет, говорят, хозяину меньше двадцатки не дадут! Интересно, кто за коммуналку платить будет? Не мы ли? А что, раскидают на всех, мы и не узнаем…
Она еще порассуждала на эту насущную тему, но чай был выпит, и она, как воспитанная дама, была вынуждена уйти.
Глядя на меня выцветшими, но проницательными глазами, бабушка спросила:
– Думаешь, это Олег Геннадьевич вмешался?
– Не знаю. Мне он об этом ничего не говорил. Но я и не спрашивала.
Видимо, прозвучало это не слишком доброжелательно, потому что бабушка печально склонила голову и тихо спросила:
– Он тебе так и не нравится?
При этом у нее был такой болезненный голос, что я бодро ответила:
– Почему не нравится? Вполне даже ничего! – это было наглое вранье, но бабушкино расстройство мне как нож в сердце.
– Да? – она мне не поверила, но предпочла согласиться: – Хорошо.
Она ушла отдохнуть, а я позвонила Лизе. На мой вопрос, как у нее дела, она как-то странно ответила:
– Все хорошо. Почти. – Она была непривычно печальна.
Что это значит?
– Что-то случилось? – спросила слишком настойчиво и пожалела об этом. Скоро начну пытать всех, как тетушка! Дурной пример, как известно…
– Нет. Ничего не случилось.
В ее голосе в самом деле звучит горечь, или мне кажется?
– Лиза, ты огорчена, это я слышу. Но если не хочешь говорить, я не настаиваю, конечно.
Немного помедлив, она сказала:
– Это не телефонный разговор. Я тебе потом скажу.
Меня это заинтриговало. Что с ней? Влюбилась, что ли? Но в кого?
Выйдя на работу, застала всю нашу компанию в сборе. Меня пораспрашивали, как провела отпуск, но без особого энтузиазма. Лизонька сидела печальная и немного даже встревоженная. Я ее такой никогда не видала.
Что случилось, она мне по секрету рассказала в пустынном холле перед конференц-залом на втором этаже, любимом месте сокровенных бесед всех сотрудников нашей конторы. А что, удобно. Тут располагающие к откровениям диванчики, и никаких подслушивающих ушек. А если кто и появляется, его видно сразу. Есть возможность вовремя замолчать.
Устроившись на одном таком диванчике, мы принялись вполголоса разговаривать.
– Представляешь, Катя, я, кажется, влюбилась! – Лизонька теребила повязанный на шее легкий шелковый шарфик. – Ну, я так думаю. Точно не знаю, никогда еще не влюблялась.
Есть у меня интуиция, есть! Недаром я сразу что-то такое подозревать начала. Вопросительно посмотрела на нее. Если захочет, то скажет, кто герой ее романа, нет так нет, настаивать я не собиралась.
– Мне Илья очень нравится. – Признание далось Лизе нелегко. – Но вот он ко мне очень… – она посмотрела наверх, подбирая правильное слово, – скептически относится. Я в этом сама виновата, понимаю, но все равно обидно.
Я вспомнила взгляды, которые Зайцев кидал на нее во время новогоднего корпоратива, и призадумалась. Что Илья относится к Лизе вовсе не скептически, это факт. Но делает вид. Для чего, интересно? И тут же поняла: боится стать очередной жертвой. Точно! Сказать Лизе или нет? Посмотрела на нее и решила ничего не говорить. Зачем? Чужие отношения вещь сложная и хрупкая, еще напорчу ненароком.
Молча ее выслушала, сказала аморфное:
– Все наладится, вот увидишь!
Она сумрачно улыбнулась и в свою очередь спросила у меня:
– А как твои дела с генеральным?
Об этом мне говорить вовсе не хотелось, и я неопределенно помахала рукой.
Но она все поняла и без слов:
