Алабин полулежал на диване, измученный недугом, в халате и с полотенцем на голове, рядом на столике грудились склянки с микстурами и пилюлями.
– Каков я вам? – спросил он у Вайнштейна. – Бревно бревном!
– У вас богатырское здоровье, Петр Владимирович, верю в это беспрекословно, – ответил тот. – Но печально, не скрою, видеть вас немного в разобранном состоянии. – Он сел у дивана больного. – А я вот зачем. Вы давеча обмолвились, что вам нужен хороший маклер для закупок хлеба. А я как-то мимо ушей и пропустил. И совсем не подумал вам рекомендовать Исаака, своего сына. Он же опытный киевский маклер. И вот представьте себе, получил буквально вчера от него письмо. Он-то вам и нужен! Он юг России, где хлеб и множится, знает как свои пять пальцев. Если хотите, я сегодня же свяжусь с ним по телеграфу. Только вы условия скажите. Через меня и обсудите все между собой. Ну, конечно, если вам то здоровье позволит.
– Киевский маклер – это хорошо. Это нам нужно, – оживленно кивнул Алабин. – А здоровье позволит, прикажу, если что. Заставлю!
Алабин долго не думал и решил доверить Вайнштейну-младшему дело по закупке зерна. И уже 3 октября Алабин телеграфирует в Киев: «По совету Вашего отца обращаюсь к Вам с просьбою приискать для Самарского земства партии возможно больших размеров ржи. В случае согласия прошу назначить цену на месте. Перевозка на наш счет по удешевленному тарифу». Также были подключены к закупкам, но уже в других местах, два крестьянина Семен Гужов и Петр Озернов, которых Алабин отправил в распоряжение члена Самарской губернской земской управы Дементьева в Ростов-на-Дону. Серьезными закупками муки занимается и старый товарищ Алабина – купец-миллионщик Антон Шихобалов и купец Алексей Шадрин. Десятки тысяч пудов муки пятого сорта по цене рубль двадцать, а то и пятнадцать за пуд должны то и дело прибывать в Самару на помощь уже голодающему крестьянству. Былой голод начала семидесятых хуже смерти пугал всех чиновников – тогда для простых людей пришла страшная година! Подобного допустить было никак нельзя!
Но уже в том же октябре в Губернскую земскую управу начинают сыпаться жалобы. Мука плохая! Начальник 8-го участка Самарского уезда Самойлов пишет Алабину: «Купленная управой мука непригодная для употребления. Прошу заменить ее другой!». Но так что же? – пятый сорт есть пятый сорт! Но даже крестьяне, не слишком избалованные жирной пищей, отказываются есть такой хлеб. Алабин негодует, ему надо накормить как можно больше людей, и он то и дело отписывает: «В жалобе отказать!» Дело доходит до губернатора Брянчанинова. Ему становится известно, что крестьянам двух волостей, Дубово-Уметской и Воскресенской, выдана совсем негодная мука. А она, мука эта пятого сорта, все идет эшелонами в Самару! Крестьяне не перестают жаловаться, что хлеб из такой муки выпекать невозможно. Там и лебеда может быть, и просто шелуха. И сетуют еще на земскую управу, что она их жалобы оставляет без внимания. И еще учит их, что «надобно эту муку пятого сорта смешивать с ржаной мукой, и хлеб тогда будет хорошим». И вот уже губернатор пишет в Петербург, сам давая объяснения: «Между тем большинство населения, получившего муку пятого сорта, ни ржаной муки, ни средства к ее приобретению не имеет, так что в подобных случаях выдача в ссуду указанной негодной муки равносильна неполучению никакого пособия».
21 октября на рабочий стол губернатора попадает буханка хлеба от Губернской земской управы. Подарок! Хлеб из муки пятого сорта. Губернатор, если ему захочется, может лично отведать этого хлеба. Управа в лице Алабина настаивает на том, что «заявления крестьян о негодности этой муки не имеют под собой никакого основания».
Губернатор не побрезговал, отломил кусок, сунул его в рот, прожевал и проглотил. Долго размышлял, молча глядя на своих секретарей и чиновников.
– В сущности, Алабин прав, и есть этот хлеб можно, – наконец пожал плечами Брянчанинов. – На войне такой хлеб за счастье был бы! А сейчас и есть почти что война. Или нет?
– Так точно, ваше превосходительство! – поддакнул ему один из наиболее исполнительных секретарей. – Война-с!
Но вот в чем все было дело. Может быть, хлеб, попавший на стол губернатора, и годился для употребления в пищу. Но закупщиков-то от Самары было много, а поставщиков и в десятки раз больше! И кто знает, в каком куле какая оказалась мука пресловутого «пятого сорта». Кто почестнее, и муку продаст получше, а другой и впрямь туда лебеды накрошит и прочей травы, да хоть коры молотой! Всю же муку не распробуешь, тем паче, находясь в Самаре, в чиновничьем кресле. Эти вагоны, десятки и сотни, мимо пролетят и по всей губернии разойдутся! Вот в чем дело-то!..
В дом к Алабину приезжает некто Сергей Яковлевич Кленов, представитель торговой фирмы Якунчикова из Петербурга, с ним также ведутся переговоры по закупке хлеба. Алабин раздражен, к тому же болен. После нервных переговоров сделка срывается и Кленов уезжает.
А на следующий день в перрон самарского вокзала упирается трость, а за ней и ступает нога важного чиновника: это представитель Министерства внутренних дел тайный советник Звягинцев. Его полномочия широки – вплоть до начала расследования, если есть нарушения на местах. Тайный советник ловит пролетку и отправляется в земство. Там он по-хозяйски входит в кабинет Алабина, представляется ему и просит предоставить все документы по закупкам уже ненавистной начальнику управы «муки пятого сорта».
– Я ознакомился с документами, господин Алабин, – на следующий день говорит Звягинцев. – И скажу вам, я нахожу неудовлетворительными эти сведения: ни о количестве закупленного хлеба, ни о том, сколько его прибыло на место, ни о количестве израсходованных на закупку хлеба денег.
– Что же вас не устраивает, господин Звягинцев? – спрашивает незваного гостя Петр Владимирович.
– Мне кажется, закупщики манипулируют вами, вы же не в состоянии контролировать их действия.
– Я никому не позволяю манипулировать собой, – явно с раздражением отвечает Алабин.
– Манипулируют – в лучшем случае, – цепляя его тяжелый взгляд, продолжает Звягинцев.
– Что это значит?
– В худшем – вы намеренно попустительствуете им.
Тон высокого петербургского чиновника категоричен. Вскоре служащие земства слышат, как в кабинете их начальника разговаривают на повышенных тонах. Еще через несколько минут из кабинета Алабина выходит Звягинцев с белым от гнева, но по-прежнему непроницаемым и твердым лицом. По его губам едва заметно бродит загадочная и устрашающая улыбка. Звягинцев уезжает в Петербург.
Алабин же продолжает работать с теми поставщиками, с которыми работал и прежде, в том числе с Шихобаловым и Вайнштейном. С торговым домом «Рубинштейн и сыновья», который представляет последний из маклеров, подписывается договор о закупке 106 тысяч пудов пшеницы по рублю и пятидесяти копеек за пуд.
Через газеты Алабин пытается бороться с теми, кто клевещет на него, но вот в столичных «Новостях» от 18 ноября 1891 года выходит статья, где автор пишет: «Множество таких вопиющих фактов, как маклачество земских агентов, командированных за покупкой хлеба, безбожное надувательство ими своих доверителей, местных чиновников, уже обнаружено в Вятской, Казанской, Нижегородской и Самарской губерниях». Самарская губернская земская управа посылает опровержение и на этот поклеп, приписывая, что «заявление лишено всякого основания, так как в Самарской губернии не только не обнаружено “множества” подобных фактов, но последние и не имеют места».
