С каждым шагом огонек свечи все тускнел… Он сообразил, что то же происходит и с фонарем незнакомки. Как будто не свет тускнел, а уплотнялась тьма.
Тьма – кромешная, бесконечная.
Звуки. Шелест, шорох. Ричард моргнул, ослепленный ночью.
Звуки становились все неприятнее, в них чудилось что-то голодное. Ричарду показалось, он слышит голоса… Орда великанских безобразных троллей сидит под мостом…
Что-то проползло мимо них в темноте.
– Что это? – пискнула Анастезия. Ее пальцы в его руке дрожали.
– Тихо, – прошептала незнакомка. – Не то оно тебя заметит.
– Что происходит? – так же шепотом спросил Ричард.
– Тьма, – чуть слышно ответила незнакомка. – Ночь. А с ней страшные сны, которые выходили в мир на закате с тех самых пещерных времен, когда, дрожа от страха, мы жались друг к другу ради безопасности и тепла. Сейчас время страха перед темнотой.
Ричард знал: что-то вот-вот проползет по его лицу, – и закрыл глаза. Какая разница, увидит он это или почувствует, – тьма была непроглядной.
И тут начались видения.
Он видел, как через ночь к нему падает некто… падает, кружится, его крылья и волосы пылают огнем.
Он выбросил вверх руки – ничего.
Джессика смотрит на него, во взгляде застыло презрение. Ему хотелось докричаться до нее, сказать, что ему очень жаль, извиниться.
Ставь одну ногу перед другой.
Маленький мальчик идет из школы домой. По темной улице, где нет ни одного фонаря. Сколько бы раз он тут ни ходил, все так же скверно, все так же скользко, все так же страшно.
Глубокие канализационные туннели. Он затерян в их лабиринте. Его ждет-поджидает Зверь. Кап-кап, капает где-то вода. Он знает: Зверь ждет.
Перехватив поудобнее, он крепче сжимает копье…
Низкий горловой рык у него за спиной. Повернуться. Медленно, мучительно медленно из темноты нападает Зверь.
Нападает…
Он умер.
И продолжал идти.
Медленно, мучительно медленно он снова и снова нападает из темноты…
Потрескивание. От яркой вспышки больно глазам. Щурясь, Ричард споткнулся. Свет шел от свечки в самодельном фонаре в бутылке из-под лимонада. Он никогда бы не подумал, что простая свечка может гореть так ярко. И с гордостью поднял повыше свой фонарь, охая, хватая ртом воздух, дрожа от облегчения. Сердце глухо ухало и тряслось у него в груди.
– Сдается, мы перешли благополучно, – сказала незнакомка.
Сердце у Ричарда все еще так колотилось, что несколько мгновений он просто не в силах был говорить. Он заставил себя дышать размеренно, заставил себя успокоиться. Они стояли в просторной передней, в точности похожей на ту, из которой они вышли на той стороне моста. Более того, у Ричарда появилось странное ощущение, что они вернулись в то самое место, откуда только что вышли. И все же тени здесь были отчетливее, и перед глазами у Ричарда еще плавали круги, какие иногда бывают после фотовспышки фотоаппарата.
– Полагаю, – запинаясь, сказал он, – никакая опасность нам, собственно, не грозила. Это как дом с привидениями… немного шума и свиста в темноте. Остальное достраивает твое воображение. Там ведь на самом деле нечего было бояться, правда?
Незнакомка посмотрела на него почти жалостливо, и тут Ричард сообразил, что за руку его никто не держит.
– Анастезия?!
Из темноты на горбу моста раздался слабый шум, точно шелест или чей-то вздох. По скату к ним, рассыпаясь, запрыгало с десяток неровных кварцевых бусин. Ричард подобрал одну. Она была из ожерелья крысословки. Его рот невольно открылся для крика, но из него не вырвалось ни звука. Наконец он сумел выдавить:
– Нам лучше… нам нужно вернуться. Она…
Подняв руку, незнакомка посветила на мост. Брусчатка, парапет… Мост просматривался до противоположной стороны. И был пуст.
– Где она?
– Пропала, – безжизненно ответила незнакомка. – Ее забрала тьма.
– Но мы должны что-то сделать! – возразил Ричард.
– Например?
Он открыл рот. Снова закрыл. Повертел в пальцах округлый кусочек кварца, поглядел рассыпанные у его ног остальные.
– Она пропала, – повторила незнакомка. – Мост забирает свою дань. Скажи спасибо, что он не забрал и тебя. Но если ты еще хочешь на Ярмарку, это туда, вон по той дороге. Идешь?
Она махнула в сторону узкого туннеля, который полого уходил впереди вверх и в темноту, едва разгоняемую лучом ее фонаря.
Ричард не шелохнулся. Он словно оцепенел. Трудно, невозможно было поверить, что девушка исчезла – утеряна, утрачена или украдена, а может, оступилась, потерялась или… А еще труднее было поверить, что женщина в коже может вести себя так, будто не случилось ничего необычного, будто все это абсолютно нормально. Анастезия не может быть мертва.
Он додумал эту мысль до конца. Она не может быть мертва – ведь если она мертва, то это его вина. Она не просилась с ним идти, ее заставили. Он так крепко сжал бусину, что стало больно руке, и подумал, с какой гордостью показывала ему ожерелье Анастезия, как он к ней привязался за немногие часы их знакомства.
– Так ты идешь?
Ричард постоял еще немного, считая глухие удары сердца, потом поглубже засунул кварцевую бусину в карман джинсов и последовал за незнакомкой, которая уже ушла на несколько шагов вперед.
И шагая за ней, поймал себя на мысли, что так и не знает, как ее зовут.
Глава пятая
В темноте вокруг мелькали и скользили силуэты и тени: люди с фонарями, факелами и свечками. Это напомнило Ричарду документальные фильмы, в которых показывается, как идут косяками поблескивающие рыбы в океане… Идут на большой глубине, населенной тварями, разучившимися пользоваться глазами.
Вслед за незнакомкой в коже Ричард поднялся по какой-то лестнице. По каменным, обитым металлом ступеням. Они вышли на станцию метро, где стали в конец длинной очереди ожидающих своего шанса проскользнуть за приоткрытую на полфута решетку – дверь за ней вела на тротуар.
Прямо перед ними стояли несколько мальчишек с веревочными петлями на запястьях. Хвостики веревок держал мертвенно-бледный лысый человек, от которого пахло формальдегидом. Сразу за ними ждал седой бородач с черно-белым котенком на плече. Умывшись, котенок старательно лизнул ухо хозяина, после чего свернулся у него на плече и заснул. Очередь двигалась медленно, фигуры одна за другой проскальзывали в щель между стеной и решеткой и крадучись скрывались в ночи.
– Зачем ты идешь на Ярмарку, Ричард Мейхью? – вполголоса спросила его провожатая в коже.
