– Саня, пойдём домой! – заявил он. – Я хочу чипсы, мультики и писать!
Часть вторая. Лягух-Царевич
1.
Снега в городе не осталось, исчезли чёрно-белые горы, ещё недавно казавшиеся вечными. Утекли весёлыми ручьями в тёмные решётки водостоков… мысль о весёлых ручьях, само собой, настроение не улучшила. Вот как чудесно всё было год назад – кусты и деревья уже покрылись прозрачной, если издали глядеть, листвой, солнце жарило почти по-летнему, впереди светилось всякое разное счастье – торт с двенадцатью свечами, ноутбук с четырехъядерным процессором, навороченный смартфон… и, конечно, толпа друзей, которая сначала этот торт оприходует, а потом – гулять до лиловых сумерек. Ну, может, не совсем толпа, но человек десять было точно. Из класса, из секции дзюдо, и со двора.
Это прошлое счастье не забылось, не ушло… но осталось только в глубоких извилинах мозга, и никакой замены ему не предвиделось.
Вот и дожил. Тринадцать лет, не хухры-мухры! Если по-английски, то уже не eleven, не twelve, а thirteen. Главное – teen, и до двадцати будет teen. Кончилось детство, короче. Ещё вчера было двенадцать, а сегодня бац – и уже целых тринадцать. Хотя, по правде, ничего нового Саня в себе не чувствовал. За день ни усы не выросли, ни мышцы.
Про мышцы тоже вспоминать не хотелось, а всё равно мысли то и дело касались этого. Позавчера на физре, едва все построились в одну шеренгу, Мураш поднял руку и принялся назойливо ею трясти.
– Чего тебе, Муравьёв? – скучным голосом поинтересовался Динамометр, не ожидавший от Илюхи никаких достижений. Хил был Мураш, а ещё более – ленив. Но форму не забывал, с уроков не сбегал и за то всегда имел свою законную четвёрку.
– Николай Геннадьевич, можно спросить? А правду говорят, что тренированный человек может сто раз подряд отжаться? – выпалил он и шкодливо улыбнулся.
– Хм… – удивился Динамометр. – Вообще-то теоретически всё возможно, только тебе это зачем? Ты ведь и двадцати раз не потянешь, потому что слабовольный и зарядку не делаешь.
– Да я не насчёт себя, – самокритично признал Мураш. – Просто вот сегодня Лапоть… ну то есть Саша Лаптев сказал, что ему сто раз отжаться как два пальца… ну это самое. А мы тут поспорили, что такого не бывает.
– Хм… – физкультурник поглядел на Саню, и в его глазах зажглись огоньки какого-то странного интереса. – Если Лаптев сказал, то это меняет дело. Он вроде как парень серьёзный, основательный, врать не станет. Саша Лаптев, два шага вперёд!
У Сани нехорошо ёкнуло сердце, но он вышел. Куда деваться-то?
– В общем, так, Саша Лаптев! – голос Николая Геннадьевича стал каким-то слишком добрым. – Предлагаю продемонстрировать свои умения. Отожмёшься сотку – без вопросов, пятёрка в четверти и в году. Только чтобы грамотно отжиматься, касаясь грудью пола. А то знаю я некоторых…
За третью четверть он, кстати, вывел Сане четвёрку – видать, не забыл тот случай с бесформенным Репейниковым. Но ругаться и разбираться, отчего четыре, а не пять, не хотелось. Ладно ещё, будь он круглым отличником – тогда единственная четвёрка по физре стала бы занозой в одном месте, но куда уж ему в отличники! В четверти были трояки и по русскому, и по английскому, и даже по биологии – Светлана Викторовна оказалась и впрямь люта. И вообще, пятёрок получилось только три, причём по предметам, как недовольно выразился папа, второй категории – по технологиям, по ОБЖ и по музыке.
Ну и что ему оставалось? Доказывать Динамометру, что ничего он такого семибэшникам не говорил? А однокласснички начнут кричать: «Говорил!», «Говорил!» Муравей же, наверное, не сам всё это придумал, а просто на подхвате. Вот у Макса рожа кирпичом… типа он тут не при делах. Слишком уж старательно изображает. Начнёшь отнекиваться – только сильнее опозоришься. Сказать «Да, я говорил, но не в буквальном смысле сто» – всё равно окажешься треплом.
Поэтому он просто принял упор лежа и начал отжиматься. В конце концов, в Краснодаре на дзюдо хуже бывало, там заставляли на кулаках, а тут – просто на ладонях.
Динамометр расхаживал возле него, теребил свой шнурок со свистком и громко считал вслух.
Первую двадцатку Саня сделал лихо, на скорости, дальше пошло тяжелее, пришлось сбавить темп. После тридцати стало уже реально трудно, но он был к этому готов – в дзюдо и по сорок раз подряд приходилось делать. По сорок… а тут надо сто!
А эти, небось, глядят, смеются… Цирк на халяву, ясное дело. Ну и гораздо приятнее смотреть, как другие корячатся, чем самим по залу круги нарезать. Сане чудилось, что взгляды семибэшников пригибают его к полу… точно каждый взгляд – это комок грязи… или снежок.
После сорока он остановился. Сердце шло вразнос, перед глазами плыли радужные круги, воздух казался шершавым, как наждачная бумага.
– Что, бобик спёкся? – поинтересовался сверху Динамометр.
И тогда на злости Саня сделал ещё десяток. Пусть он сейчас потеряет сознание, пусть у него разорвётся сердце – но он не бобик! Он им всем покажет! Докажет!
После пятидесятого раза он понял, что просто не может оторваться от пола – будто ни рук, ни ног у него больше нет. При каждом вздохе воздух протыкал лёгкие, точно спица. Радужные круги перед глазами превратились в бесцветное марево, сквозь которое всё расплывалось.
– Кажется, финита ля комедия! – подвёл итог физкультурник. – Встать-то можешь?
Саня попробовал, но голову сразу повело, и если бы не сильные руки Динамометра, он бы точно хлопнулся в обморок.
Его посадили на скамейку, Динамометр даже сбегал в свою подсобку и вернулся с маленькой бутылочкой минералки.
– Давай-ка, герой, глотни… только немного, просто чтобы горло смочить. Отдышись. Может, в медпункт тебя? Сердце как, не тянет?
Саня негодующе помотал головой.
Потом стало легче – в глазах прояснилось, каждый вздох уже не отдавался болью в рёбрах, руки и ноги вернулись к нему. Но на душе по-прежнему было гадко, тем более, что и Динамометр не преминул подлить туда яда.
– Вот обратите внимание, – вещал он. – Перед вами живое доказательство, что за своим языком следить надо. Не уверен – не обещай. Настоящий мужик за свои слова отвечать должен. А иначе рано или поздно нарвёшься, заставят делать и назовут треплом, когда не получится. Это и в спорте, и вообще по жизни. Понял, Лаптев? Кстати, всех касается.
Обиднее всего, что Динамометр был бы прав на сто процентов, если бы… если бы Саня и впрямь такое ляпнул. Папа тоже бы на месте физкультурника так сказал. И сам бы Саня такое сказал, окажись он сейчас на месте учителя, а на его месте был бы… ну, например, Петька Репейников. Ну откуда Динамометр мог догадаться, что ничего такого про сто отжиманий Саня не говорил? Откуда ему знать про бойкот, про подлянки семибэшников? На него даже и злиться-то, выходит, не за что – но почему-то из-за этого только хуже.
– Ну а что касается нашего уговора, – продолжил Динамометр, – то раз Лаптев обещанную сотку не сделал, то халявной пятёрки за четверть, конечно, не будет. А вот за урок я ему пятёрку поставлю. Всё-таки не струсил, выложился по полной. Кстати, я вообще сомневаюсь, что остальные бы этот полтинник сделали. Ну, разве что Куницын, да и то не факт…
