– А почему же тогда у нас есть правило номер раз? – уставился на него Саня. – Про то, что нельзя волшебством убивать и калечить? Если мы такие волкодавы, а эти отчимы и всякие там Русланы – людоеды, то тогда их надо сразу того… чтобы больше никаких проблем.
– Ну, это ты уже слишком, – сбавил тон Дима. – Убивать и калечить действительно не надо, а то во вкус можно войти. И ещё, вот мы ж хоть и волшебники, а мозги у нас обычные, человеческие, мы можем ошибаться, можем глупостей наделать… с кем не бывает? И если убил или искалечил, то это уже всё, уже назад не вернуть. А так, пенделей волшебных надавать, ремнём придушить, мордой в лужу сунуть… это же всё допустимые мелочи. Морда обсохнет, боль пройдёт. Зато польза. И потом, мы же не по пустякам волшебство применяем. Раз применяем, значит, дела хреновые, значит, по-другому никак нельзя. Поэтому не бери в голову, что Лиска говорила. Она ж девчонка всё-таки, и вообще на жалости ко всем повёрнутая. Кошек жалеет, птичек жалеет…
«Сумасшедших бабок жалеет», хотел добавить Саня, но постеснялся рассказывать про соседку тётю Клаву. А вдруг Лиске не понравится, что он растрепал? Всё-таки дела личные…
3.
– Не отставай, – повернулся к нему Гоша, и пришлось выключить воспоминания. Потому что главное – это здесь и сейчас. Прохладный ночной воздух, звон комаров над ухом, высокие звёзды, запахи сырой земли, черёмухи и дыма.
Саня и не заметил, как они пересекли поляну и углубились в лес. Тут было гораздо темнее, луна с трудом пробивалась сквозь кроны сосен, и если бы не Гошин фонарик, легко можно было напороться на какой-нибудь коварный сучок или споткнуться о не менее коварный корень. И ещё тут водились миллионы комаров, они звенели уже не отдельными ариями, а мощным, слаженным хором – типа того, в какой Саню пытались загнать в пензенской школе.
Он взглянул на Гошу – тот, вопреки своим недавним утверждениям, комарам всё-таки нравился. Иначе не хлопал бы себя то и дело по ногам и щекам.
Интересно, его можно считать страдающим ребёнком? Потом ведь весь покусанный будет. Значит, надо защитить… сделать что-то типа завесы, только не от людей, а от вредных насекомых. Трогаем белый шарик… давай, просыпайся, ничего, что ночь, работать будем немножко, да? И представить прозрачную плёнку, замыкающего Куницына в полусферу… радиусом в два метра… а хотя чего мелочиться, пусть будет четыре… чем плохо, если находящегося рядом Саню комары тоже не тронут? Ведь главное, не ради себя, а ради Гошки… Вот, получилось… и теперь выжимаем спуск.
Под антикомариной завесой идти оказалось явно веселее. Да и, кстати, зачем мучиться, ориентируясь на бледное пятно от Гошиного фонарика?
Тогда, в Ромкином доме, Дима же сделал ему кошачье зрение. А сам он что, не сумеет? Конечно, придётся и антикомариную завесу держать, но она ведь совсем чуток силы забирает, остаётся полным-полно… наверное, хватит на всех отморозков Московской области. Главное, понять, как же это делается. Котом себя вообразить, что ли? Одним из Лискиным мушкетёров? Которого из них выбрать?
Вот Гоша – тот и впрямь смахивал на кота. Вернее, на тигра – ловко и уверенно пробирался в колючих зарослях ежевики, нагибался под ветками довольно густого здешнего подлеска, уклонялся от высоких стеблей крапивы. Казалось, он не просто спешит сейчас в лагерь организаторов, а ведёт бой на ринге… примерно так двигался Дима, когда оба они, под завесами, выбирались из супермаркета «На любой вкус». Но если Дима явно красовался, то Гоша, похоже, совсем не думал о спецэффектах. Просто спешил к своей цели… как тигр на охоте.
Саня тоже старался двигаться по-тигриному, но получалось хуже. Несколько раз он обжёг ладони крапивой, едва не упал, зацепившись за притаившийся во тьме пень, паутина противно липла к вспотевшему лицу.
Нет, пожалуй, в тигры, да и просто в коты ему рановато. Но можно же сделать по-другому! Вот представить, как от глаз в мозг идут нервы… тонкие такие проволочки, и по ним, как по проводам, свет попадает в голову. Или, кажется, не свет, а электрические сигналы… в темноте они получаются такие слабые, что мозги их просто не улавливают, а вот если поставить усилитель… так, наверное, и устроены приборы ночного видения, которыми часто пользуешься в «С.Т.А.Л.К.Е.Р. е». Нажимаешь Ctrl-N – и готово дело.
Он вновь коснулся белого шарика, потом вообразил усилитель – маленькую чёрную коробочку – и выжал спуск.
Заметно посветлело, но не как в «С.Т.А.Л.К.Е.Р. е» – сейчас стало, как бывает в очень мрачный облачный день, перед мощной грозой. Цвета хоть и поблёкли, но никуда не делись.
– Уже скоро, – повернулся к нему Гоша. – Кстати, заметил, комары присмирели?
– Наверное, все отравились твоим ядом, – стараясь не рассмеяться, предположил Саня.
– Наверное, – согласился Куницын. – Ты вот что, как придём, постарайся никому на глаза не попасться. И я тоже. А то Антонина нас обоих точно погонит обратно, к детишкам. Они ж там сейчас все нервные… как при обороне Брестской крепости. Смотрел кино? Короче, затаись где-нибудь под кустом, а когда придут эти, деревенские, включайся. Бить их не надо, всё равно не пробьёшь, лучше кидайся в ноги, дёргай и вали, и не сиди на нём, сразу других делай. А я тех, кого ты свалишь, попробую выключить на подольше. Так что будем работать в паре.
Саня кивнул – и вспомнил, как сегодня он уже работал в паре, с Петькой Репейниковым. Всего-то надо было разжечь костёр и вскипятить на нём воду в трехлитровом котелке. Замерялось время, и у кого быстрее получится, та пара победила. По доброте душевной Саня взялся за самое тяжёлое – таскать из лесу всё, что может хорошо гореть, а выданный им обоим коробок спичек доверил Петьке. И что же? Этот мутант (прав был насчёт него Мишка, ох и прав!) извёл почти весь коробок, сжёг всю бумагу, но результатом его усилий был лишь неустойчивый дымок. Очень хотелось дать ему по шее, но волнорезовец ребёнка не обидит. Пришлось отогнать рыжего и заняться костром самому. Хорошо он вспомнил, как папа учил складывать хворост шалашиком, а для растопки использовать не мгновенно прогорающую бумагу, а сухую бересту.
Но самый прикол случился с Петькой на канатной переправе. Сначала всё шло нормально – сделали ему обвязку, подсадили, и Репейников заскользил между двумя соснами по натянутому в струну тонкому капроновому тросу. «Полторы тонны на разрыв», успокаивал боязливых Динамометр. Где-то на середине пути трение, наконец, победило инерцию, как сказала бы Супермышь. Проще говоря, Петькино скольжение замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Несчастный завис на двухметровой высоте и смотрел оттуда отчаянно.
«Руками, руками работай! – кричали ему старшеклассники. – Забыл, что ли?». Петька понял их совет слишком уж буквально. «С прямотой телеграфного столба», как сказал бы папа. Он вытянул руки по сторонам и начал ими судорожно махать, будто птица крыльями. Но никуда не полетел. А волна хохота, наверное, совсем его угробила – потому что потом, сообразив наконец, что значит работать руками, и добравшись до финиша, он до отбоя ходил как в воду опущенный и старался больше ни в чём не участвовать. Мыл, конечно, котлы, убирал мусор, таскал из лесу сухие ветки, но соревноваться боялся. Саня смотрел на него, страдающего ребёнка, и понимал: никаким волшебством тут не помочь. Такой уж он человек, Петя Репейников.
