Священник улыбнулся.
– Это не вираж, это пассивное катапультирование… Слушай, Алексей, если есть время, может быть, зайдём, – Константин кивнул на церковь, – там поговорим.
– Время есть. Знаешь, я так стремился сюда. – Алексей встал. – Пойдем. В области совещание проводилось. Я и поехал, только бы сюда попасть. А приехал!.. Того, милого мне, Новотагильска больше нет. Лучше бы я этого не знал. Хотел в школу зайти – не пускают. Постоял на крылечке, яблоньку, которую сам посадил в день последнего звонка, проведал.
Священник открыл церковную дверь и посторонился, пропуская гостя вперёд. Все внутренние двери церкви были открыты. Вдали в полумраке мерцали горящие перед алтарём свечи. Прохладный воздух был насыщен запахом ладана и горящих свечей. Священник, переступив порог, несколько раз перекрестился. Алексей деликатно приостановился у него за спиной. Потом они вошли в небольшую, малозаметную дверь. По крутой лестнице поднялись на второй этаж и оказались в большой, чистой комнате со сводчатыми окнами. Посредине комнаты стоял длинный стол и стулья, у стены старенький кожаный диван. В дальней стене комнаты была ещё одна дверь. Она приоткрылась. В комнату вошла пожилая женщина в платке. Молча, покорно встала у двери, ожидая распоряжений священника.
– Галина Фёдоровна, вы нам чайку сделайте, пожалуйста, – попросил священник.
– Садись Алексей, рассказывай. – Старушка, не сказав ни слова, вышла.
– Ну, вот и говорю, мечтал побывать на «малой родине», а, оказывается, родины-то уже нет. Никого знакомых не встретил. Дом отчий снесли. В школу не пустили. Хорошо, хоть ты меня узнал. А то так и уехал бы, ни с кем не поговорив. Ну а ты-то? Ты-то как? Расскажи. Мы же все гордились тобой. Как же! Наш парень лётчик!
– Да знаешь, так получилось. – Константин замолчал. В комнату вошла женщина. На подносе она принесла чайник, вазочку с печеньем, стаканы в старинных серебряных подстаканниках и такую же серебряную сахарницу. – Спасибо, Галина Фёдоровна, – священник принял поднос, поставил его на стол, жестом показал Алексею на стул, – садись, Алёша.
– Кушайте с Богом, – сказала женщина и вышла.
– Я, Алексей, после училища попал на Западную Украину. В девяносто первом был старшим штурманом полка. Тут путч. Советский Союз разрушили. Мне предложили принять присягу Украине, я отказался. Полгода подержали за штатом, летать не давали, а потом уволили. Подавал рапорт в наше Минобороны. Ответили, что, мол, и своих летунов «девать некуда».
Алексей сочувственно покачал головой, Константин помолчал, налив в стаканы ароматный, густой с дымком чай и продолжил: – Знаешь, я не жалею. «Ничто и никогда нам не случится, кроме того, что нам предначертал Господь». Я давно, почти с детства, ощущал внутреннюю тягу к Великой Божественной Силе, к Божественному Разуму.
– Д-а-а-а, – протяжно, с горечью в голосе произнёс Алексей, размешивая ложечкой сахар. – Нашему поколению выпало пережить время надежд. Жаль, что всё так закончилось. Ты знаешь, Костя, я в девяносто первом в газете работал. Попал в самый эпицентр событий. Если честно, боялся, что ГКЧП победит. Все три дня находился в здании Верховного Совета. Готовил репортажи, брал интервью. Встречался с Хасбулатовым. Мне он очень понравился: молодой, умный, прямой, мужественный. А депутаты! Они же почти все были избраны на альтернативной основе. Там даже от КПСС были порядочные люди. Организованной преступности тогда ещё не было, не было олигархов, депутатский мандат нельзя было купить. Тот Верховный Совет представлял интересы всех слоёв населения и был самым демократичным в истории России. Я, Костя, думаю, настоящий-то путч произошёл позднее, в Беловежской Пуще. Когда Ельцин, Кравчук и Шушкевич, получив разрешение Белого дома, разрушили Советский Союз.
Алексей замолчал, подул, остужая чай, осторожно сделал небольшой глоток.
– Костя, ты, расскажи, расскажи, кто ещё из наших живёт в городе, кто где? О ком знаешь?
– Я же в «Г» учился, ваших-то не всех знал. Серёжа Баранов у меня в соседнем подъезде живёт, учился в «В» классе, работает на скорой помощи шофёром, а его жена – врач, тоже училась в нашей школе. Вера Краснова, из «Б» класса, преподает, приглашала меня как-то для беседы со старшеклассниками. С вами учился парень, высокий, кажется Толя, папа у него в горисполкоме работал, так его, я слышал, убили. А два брата были, хулиганистые такие, Первухины: один умер от водки, второй – повесился. Гольдман и Шафран – в Израиле, Аня Крылова в Германии. Ну вот, больше и не припомню никого. Ой!.. Как же! Вова! Вова Чуденков! С нами учился, помнишь, спортсмен? Так он раньше среди местных уголовников был главным. А сейчас знаешь где он, угадай?
– Директор какой-нибудь фирмы?
– Фирмы! …Депутат областного законодательного собрания! Видел я его. Приезжал на чёрном «Мерседесе», с охраной. У нас в прошлом году воскресную школу построили. На торжественное открытие гостей, спонсоров, журналистов понаехало отовсюду. Сам владыка приехал. И Вова должен был приехать. Час его все ждали на морозе, потом открытие на неделю перенесли. Через неделю собрались снова, Вовы опять нет. Подождали, подождали, владыка сказал начинать. Ну, как положено, речи, поздравления. Потом ленточку разрезали, детей в школу запустили. И тут Вова подъезжает. Детей – на улицу. Снова кусочек ленточки натянули, Вова разрезал. Вот так вот!.. Священник замолчал и горестно вздохнул. – Не понимаю! Что стало со страной?!
– Что стало со страной! – задумчиво повторил Алексей. – Знаешь, Костя, мне кажется, самая большая наша беда – это отсутствие в России культуры. Большинство традиций и обычаев сводятся к пьянству и скрытому под маской коллективизма иждивенчеству. Меня иногда приглашают читать лекции студентам, я им, шутя, говорю: Жизнь в России была бы другой, если бы переводчик в словах Маркса «Бытие определяет сознание» правильно расставил знаки препинания. Уверен: сознание первично! Можно быть бедным, но каждое утро умываться и чистить зубы, регулярно стирать свою одежду и не гадить в подъезде. У меня знакомая есть, работает в библиотеке. Так вот она мне рассказывала. Пришла к ним однажды дама, вся в мехах, в золоте. Спрашивает: «У вас есть повести Белкина?». Ну, моя знакомая подаёт ей Пушкина. Дама аж позеленела, говорит: «Вы полагаете, в интеллигентной семье может не быть Пушкина? Я же просила Белкина!.. Задают детям, чёрт знает что!» Увы! Россия всегда была такой. Где ещё мог бы немецкий шпион возглавить партию, организовать государственный переворот и быть национальным героем? Пьянство, невежество, склонность к суеверию и воровству, всё это результат бескультурья большой части населения. Меня иногда мучает крамольная мысль, а не лучше ли было бы, если бы Россия проиграла войну с Наполеоном. Я читал его письма, он писал, что хотел создать большую, до Урала, Европу, сохранив суверенитет всех государств, но с республиканским типом государственного устройства. Чем не Евросоюз? Хуже было бы от этого России? Не знаю. Не думаю…
Некоторое время бывшие однокашники молча пили чай. Через раскрытое окно с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей, детские голоса. Вдруг откуда-то ворвался голос Аллы Пугачевой: «…Если бы не я, не я, не я, не было б тебя, тебя, тебя, богатого такого…». Константин и Алексей заулыбались. Священник подошёл, постоял у окна, закрыл створки и сказал:
