Шлюпка! Вот она, рядом. Вплавь он вряд ли сумеет добраться до берега. Одежда. Есть только один выход – захватить шлюпку.
Придерживаясь за поваленную мачту, Марр подкрался к шлюпке, двумя взмахами ножа перерезал канат, которым она была привязана к грот-мачте, и, столкнув ее на воду, мешком свалился на днище. Все эти движения отняли у него слишком много сил и потревожили рану. Чувствуя, как по шее и спине разливается приятное тепло, он понимал, что это уходит его кровь, его жизнь. Однако долго бездействовать нельзя. Превозмогая боль и усталость, Марр установил весла и, стараясь как можно меньше шуметь, начал обходить «Нормандца» со стороны бака. Это был хоть и более длинный, зато более безопасный путь.
Отойдя на несколько кабельтовых от корабля, Марр осушил весла, опираясь о них, привстал и, глядя на темнеющую в предвечернем сумраке громадину, мстительно расхохотался. Этот хохот продолжался долго и незаметно для самого штурмана перерос в яростное волчье вытье. Не было такой силы, которая способна была воплотить в себе всю ярость этого человека; не было такой мести, которая могла удовлетворить его ненависть к остававшимся на борту корабля людям.
Чем больше познавал он на своем веку людей, тем больше и яростнее ненавидел их. Всех. Он всегда чувствовал себя в этом мире волком-одиночкой и старался выживать так, как мог выживать только отбившийся от стаи матерый: никого не щадя, всех опасаясь и всех ненавидя.
Отец Джесса – Кларк Марр – был известным на Западном побережье Англии пиратом. Находящиеся под его командованием три корабля какое-то время наводили ужас на всех торговых моряков, которым приходилось оказываться в Ирландском и Северном морях. Но потом он вдруг объявил себя врагом французской короны и, действительно, совершил несколько довольно удачных нападений на французские корабли в районе Нормандских островов, а также вблизи побережья Страны Басков.
А поскольку всякое ослабление французского флота и французской короны в Англии всегда приветствовалось, то последний уцелевший корабль Кларка Марра был зачислен в состав военного флота, а сам капитан чуть было не получил чин вице-адмирала Западного побережья.
Да, чуть было… Однако же помешала придворная интрига. Кто-то там при дворе короля выступил против этого повышения в чине, а потому, по воле врагов, он не только не был произведен в вице-адмиралы, но и отстранен от командования кораблем. Вот тогда-то старый пират и вспомнил о припрятанных в скалах Уэльса кое-каких пиратских сокровищах и, уйдя в отставку, приобрел небольшой рыболовецкий парусник, ставший для него и его второй жены да запоздавшего со своим рождением сына Джесса и домом, и кормильцем.
Однако и на рыбацкой шхуне отец продолжал заниматься тем же, чем занимался, по существу, всегда. Выходя в море, он не столько заботился о ловле рыбы, сколько выслеживал отдельные рыбацкие суденышки. Подходя к жертве, он обычно палил из двух своих бортовых орудий по парусам, а затем навербованная из бывших пиратов команда из десяти человек брала рыбака на абордаж, конфисковывая улов, сети и все, что представляло хоть какую-то ценность.
Само собой понятно, что ни одного рыбака при этом он не щадил, ни одну посудину на плаву не оставлял. «Враги становятся друзьями только на дне, – любил говаривать он при этом. – Всякий, кого не утопишь ты, утопит тебя».
На побережье, конечно, подозревали, что Марр не рыбачит, а пиратствует. Однако все, кто мог бы подтвердить это, умолкали на морском дне. И гибель их списывалась на шторм, удары молнии и просто кару Господню.
Как потом понял Джесс, отец его был сказочно богатым человеком. Он всегда приходил с большим уловом, у него никогда не переводились оптовые покупатели; все, что нужно было ему для обновления шхуны, пропитания и оплаты команды, он добывал пиратством, нападая при случае и на небольшие каботажные суда, перевозящие пассажиров из Ирландии в Англию или Шотландию.
Тем не менее, до последнего дня жил он только на шхуне, лишь изредка, в основном зимой, проводя недельку-другую в мрачной, выложенной из огромного дикого камня хижине, расположенной на крутом утесе, венчавшем один из фьордов на севере Уэльса. Узкую извилистую бухточку эту, которую, как и викинги, он называл «фьордом», Кларк Марр считал своей. А всякий, кому приходило в голову заходить туда на своем суденышке, там же каким-то образом бесследно исчезал. При этом молва, распускаемая самим капитаном Марром, списывала их исчезновение на дурную славу, которой эта бухта и в самом деле издревле пользовалась.
«Убивай их, сын, у-би-вай!» – не раз звучал в ушах Джесса Марра суровый, луженый голос отца, напутствовавшего пятнадцатилетнего пирата на абордажную атаку. А когда дело доходило до расправы над пленными, зорко следил, чтобы сын всегда оказывался среди палачей. «Убивай их, сын, у-би-вай! Только убитый тобою не способен убить тебя!»
И он убивал. Ненавидя – убивал, а убивая – ненавидел.
Поначалу Джесс направил шлюпку прямо на чернеющий впереди мыс, но где-то на полпути почувствовал себя плохо и повернул к ближайшему побережью, пусть и скалистому, совершенно непригодному для того, чтобы где-то на нем можно было спрятать шлюпку, но все же побережью. Вблизи него Джесс чувствовал себя увереннее.
Теперь он осторожно подгребал к каменистой косе, держась на таком расстоянии от берега, что порой левое весло его касалось то отмели, то прибрежной скалы. А наткнувшись на небольшую каменистую бухточку, зашел туда, посадил шлюпку на мель и, подняв весла, улегся на нос, лицом вниз, разбросав руки по оба борта.
«…Только убитый тобою не способен убить тебя!» Отец, как всегда, был прав. Джесс никогда не ставил под сомнение правильность его занятий. Если кое-кто из пиратов тешил себя тем, что предается пагубному пиратскому ремеслу лишь на несколько лет, чтобы разбогатеть, а затем вернуться к праведной жизни трактирщика или судовладельца, то Кларк Марр считал пиратство своим семейным ремеслом. Помня о том, что им, – закончив, как и полагается, свои жизни на виселице, – промышляли его отец, дед (а возможно, и прадед), а также отец и братья матери.
В душе он был уверен, что пиратство в их роду ведется со времен захвата Англии дружинами викингов под командованием Вильгельма Завоевателя. Что Марры начали заниматься этим у берегов Англии, Ирландии и Уэльса сразу же после победы норманнов над королем Гарольдом
[7].
Может быть, поэтому Марр всегда чувствовал свое превосходство над англосаксами, уэльсцами и шотландцами, не говоря уже об ирландцах. Он не то чтобы сильно ненавидел их, а просто мелко презирал, считая людьми, недостойными той благородной земли, которую Господь, исключительно по недомыслию своему, отвел им. И не мог простить Гарольду, что тот не истребил всех англосаксов до единого, не истребил аборигенов острова, на котором сам Творец благословил бы могучее норманнское государство. К тому же морские набеги он считал исконным ремеслом норманнов и не признавал это пиратством в том понимании, в коем его пытались истолковывать короли и судьи Англии, Франции, Испании и всех прочих приморских государств.
